Дормзс взял по пятьсот долларов в каждом местном банке, сказав, что собирается купить фруктовый сад. Он был слишком хорошо выдрессированным домашним животным, чтобы позволить себе неуместные замечания, но он не мог не усмехнуться, обнаружив, что в то время как он брал с собой только все деньги, какие ему удалось достать, папиросы, полдюжины носовых платков, две пары носок, гребенку, зубную щетку и первый том шпенглеровского «Заката Европы» (это отнюдь не была его любимая книга, но он уже много лет пытался заставить себя прочитать ее во время железнодорожных поездок), то есть в то время как он не взял ничего такого, чего нельзя было бы засунуть в карман пальто, Сисси считала необходимым забрать все свое новое белье и большой портрет Джулиэна в раме, Эмма – альбом фотографий, изображавших ее детей в возрасте от одного до двадцати лет, Дэвид – свой новый игрушечный аэроплан, а Мэри – свою тихую, мрачную ненависть, которая была тяжелее любого сундука.
Джулиэн и Лоринда пришли им помочь. Джулиэн шептался с Сисси по углам. Лоринда и Дормэс остались наедине всего на одну минуту – в старомодной ванной комнате для гостей.
– Линда! Боже мой!
– Ничего, наша возьмет! В Канаде у тебя будет время перевести дух. Иди к Троубриджу!
– Конечно, но покинуть тебя .. Я все надеялся, что каким-нибудь чудом нам удастся провести вместе месяц…вдвоем… В Монтре, Венеции или Йеллоустоне. Это ужасно, когда жизнь вот так разбивается, теряет цель и смысл.
– У нее есть смысл! Никакому диктатору уже не задушить нас! Пойдем отсюда.
– Прощай, моя Линда!
Даже прощаясь, он не захотел пугать ее признанием, что собирается вернуться, снова подвергнуть себя опасности.
Они обнялись около старой жестяной ванны с деревянной отделкой, в комнате, слегка пахнущей газом от старой колонки, обнялись в окрашенной закатным багрянцем дымке на вершине горы.
Тьма, резкий ветер, издевательски-неторопливый снежок и при этом бурно веселый Бак Титус, сделавший все возможное, чтобы походить на фермера, – в меховой шапке, вытертой во многих местах, и в ужасающем кожаном пальто.
Дормэс снова подумал, что он ни дать ни взять всадник из отряда капитана Чарльза Кинга, преследующего индейцев сквозь снежную бурю.
Они едва поместились в автомобиле; Мэри рядом с Баком; сзади Дормэс между Эммой и Сисси; у них в ногах Дэвид, Фулиш и игрушечный аэроплан, свернувшиеся все в один клубок и укрытые полостью. Багажник и решетка перед радиатором были загромождены накрытыми брезентом чемоданами.
– Господи, как мне хочется тоже уехать! – простонал Джулиэн. – Послушай, Сисси! Замечательная идея для детектива! Но я серьезно: посылай открытки дедушке – с видами церквей и тому подобное, подписывайся «Джен», и то, что ты напишешь о церкви, я буду знать, что ты это говоришь о себе и обо… А, к черту все уловки! Как я буду без тебя, Сисси?
Миссис Кэнди сунула в груду вещей, и без того грозившую обрушиться на колени Дормэса и на голову Дэвида, узелок, сердито буркнув:
– Если уж вам приходится бежать, как угорелым, через всю страну… тут слоеный кокосовый торт. – И, фыркнув, прибавила: – Как повернете за угол, можете выбросить его в канаву, воля ваша! – И, разрыдавшись, побежала в кухню, в дверях которой стояла Лоринда, молча протягивая к ним дрожащие руки.
Уже в темных переулках, которыми они пробирались через Форт Бьюла, автомобиль стал нырять в снежных заносах. Затем они выбрались на шоссе и понеслись к северу.
Сисси весело воскликнула:
– Ах, как хорошо! Рождество в Канаде! Вот повеселимся!
– А в Канаде есть Сайта Клаус? – раздался вопрошающий голос Дэвида, заглушенный теплой полостью и пушистыми ушами Фулиша.
– Конечно, есть, голубчик! – уверила его Эмма и затем, обращаясь к взрослым: – Ну, не умница ли?
– Еще бы не умница! – прошептала Сисси Дормэсу. – Я сегодня минут десять билась, пока научила его это сказать. Возьми меня за руку. Надеюсь, Бак знает дорогу.
Бак Титус отлично знал все проселочные дороги, ведущие от Форта Бьюла к границе, а скверную погоду предпочитал хорошей. То одолевая подъем, на котором автомобиль дрожал и натужно гудел, то петляя между холмов, они пробирались к Канаде. Мокрый снег налип на ветровое стекло и потом смерзся, и Баку пришлось вести машину, высунув голову в окно, через которое внутрь врывался леденящий ветер.
Дормэсу почти ничего не было видно, кроме напрягшейся шеи Бака да обледенелого стекла. Случалось, что из темноты где-нибудь ниже уровня дороги выплывал огонек, и он тогда знал, что они мчатся вдоль горного уступа и что если машину занесет, она будет лететь вниз сто, а то и двести футов и при этом неоднократно перевернется. Один раз машину действительно стало заносить – эти четыре секунды показались им вечностью. Бак рванул машину направо, потом опять налево и наконец выровнял – и все это не замедляя хода, как будто ничего не случилось, меж тем как у Дормэса обмякли колени.