В конце февраля Дормэс чуть ли не ежедневно встречал страхового агента, называвшего себя мистером Димиком; мистер Димик из Олбани. Это был серый, незаметный человек, в серой, пыльной, измятой одежде, с глазами навыкате, горевшими бессмысленным энтузиазмом. Куда ни пойдешь, он всюду был тут как тут: и в аптекарских магазинах, и в павильоне для чистки сапог – и повсюду гудел одним и тем же монотонным голосом: моя фамилия Димик… мистер Димик из Олбани, Олбани, штат Нью-Йорк. Может быть, вас заинтересует новая замечательная форма страхования жизни. Замечательная!
Но, казалось, он и сам не верил в то, что она так уж замечательна.
Он всем ужасно надоел.
Он постоянно таскался из одного магазина в другой, но, по-видимому, продавал очень мало страховых полисов, если вообще что-нибудь продавал.
Через два дня Дормэс осознал, что мистер Димик из Олбани попадается ему на глаза что-то уж чересчур часто. Выйдя из отеля «Уэссекс», он увидел мистера Димика, прислонившегося к фонарному столбу и делавшего вид. что он смотрит в совершенно противоположную сторону, но три минуты спустя мистер Димик забрел вслед за ним в лавку Тома Эйкена и стал прислушиваться к его говору с Томом о рыбной ловле.
Дормэсу стало не по себе. Он решил проследить 3 ним и, прокравшись вечером в город, увидел, как мистер Димик с необычайным для него оживлением беседует шофером автобуса Бьюла – Монпелье. Дормэс пристально посмотрел на них. Мистер Димик выкатил на него свои водянистые глаза и проквакал:
– Добрый вечер, мистер Дормэс, с удовольствием побеседую с вами о страховании, когда у вас выдастся время, – и, волоча ноги, ушел.
Вечером Дормэс достал револьвер, прочистил его, сказал «А, ерунда!» и снова положил в стол. Тут у парадной двери раздался звонок. Сойдя вниз, он увидел мистера Димика, сидящего в передней у дубовой вешалки со шляпой в руке.
– Я бы хотел поговорить с вами, если вы не очень заняты, – проскулил мистер Димик.
– Пожалуйста. Заходите. Садитесь.
– Нас кто-нибудь слышит?
– Нет. А что?
Серости и вялости мистера Димика как не бывало; голос его зазвучал резко:
– Кажется, местные корпо меня раскусили, поэтому нельзя терять ни секунды. Я приехал от Уолта Троубриджа. Вы догадались, вероятно… Я наблюдал за вами всю неделю, наводил о вас справки. Вы должны стать местным представителем Троубриджа и всей нашей организации. Речь идет о тайной войне против корпо. Мы называем это НП – Новое подполье, по аналогии с тайным подпольем, переправлявшим негров в Канаду перед гражданской войной. Четыре отдела: печатание агитационной литературы, ее распространение, собирание сведений о преступлениях корпо и организация побегов в Канаду или Мексику лиц, которым угрожает арест. Вы, конечно, ничего обо мне не знаете. Может быть, я корповский шпион. Вот мое удостоверение, а также позвоните в Берлингтон вашему другу, мистеру Сэмсону. Только ради бога, будьте осторожны! Разговоры, возможно, подслушиваются. Спросите его обо мне в том смысле, что вы интересуетесь страхованием. Он наш. Вы тоже будете с нами. Позвоните сейчас!
Дормэс позвонил Сэмсону:
Скажите, Эд, вы знаете некого Димика – долговязый такой, с глазами навыкате? Можно на него положиться в смысле страхования?
– Да. Работает от Уолбриджа. Можете на него положиться.
– Хорошо!
XXVI
Наборная «Информера» закрывалась в одиннадцать часов вечера, так как газету надо было доставлять в деревни, расположенные на расстоянии сорока миль, а более позднего городского выпуска не было. Старший наборщик Дэн Уилгэс задержался, после того как все разошлись, и набирал плакат ММ, объявлявший, что 9 марта состоится грандиозный парад, и мимоходом упоминавший о том, что президент Уиндрип бросает вызов всему миру.
Дэн прервал работу, быстро осмотрелся и зашагал в кладовую. При свете запыленной электрической лампочки кладовая с ее старыми красно-черными афишами, возвещавшими об окружной ярмарке, с расклеенными по стенам корректурными оттисками неприличных раешников казалась складом мертвых новостей. Из кассы с петитом, служившим раньше для набора брошюр, а теперь замененным монотипом, Дэн набрал комплект литер, завернул их в бумагу и спрятал в карман куртки. Чтобы сделать незаметной образовавшуюся в кассе недостачу, он решился на такую штуку, которая возмутила бы всякого порядочного печатника, даже если бы дело было во время забастовки. Он заполнил недостачу не из другой петитной кассы, а старыми корпусными литерами.
Большой, волосатый Дэн, старательно вытаскивающий крошечные литеры, был уморительно похож на слона, изображающего курицу.
Он выключил свет на третьем этаже и, тяжело ступая, пошел вниз. Заглянул в редакционные комнаты. Там не было никого, кроме Дока Итчитта, сидевшего в небольшом освещенном кругу у письменного стола; его нездоровое лицо казалось зеленым под маленьким щитком, защищающим глаза от света. Он редактировал статью номинального редактора газеты Эмиля Штаубмейера и хихикал про себя, черкая ее большим карандашом. Услышав шаги Дэна, он вздрогнул.
– Хэлло, Док!
– Хэлло, Дэн. Задержался?
– Да, заканчивал одну работу. Спокойной ночи!