У нас это невозможно (полная версия)

Больше всего его приводил в смущение факт существования диктатора, столь непохожего на бесноватых Гитлеров, на театрально жестикулирующих фашистов и на цезарей с лавровыми венками на макушке, – диктатора, не лишенного весьма земного американского юмора, столь свойственного Марку Твену, Джорджу Эду, Уиллу Роджерсу и Артемусу Уорду. Уиндрип умел отпускать забавные остроты насчет вытянутых физиономий своих высокопарных оппонентов или же по поводу того, что он именовал наилучшим способом «охоты на сиамских блох». «Что же, – недоумевал Дормэс, – опаснее он от этого или наоборот?»

И он вспомнил самого жестокого безумца из всех пиратов – сэра Генри Моргана, который от души забавлялся тем, что зашивал свою жертву во влажную недубленую кожу и наблюдал потом, как она съеживалась на солнце.

Бак Титус и Лоринда гораздо больше симпатизировали друг другу, чем хотели сознаться. Об этом говорило уже то упорство, с каким они постоянно пререкались. Читая мало и потому серьезно относясь к тому, что он читал, Бак не мог взять в толк, как это обычно такая разумная Лоринда в свободное время читает романы о страдающих принцессах. А когда она задорно утверждала, что такое чтение – лучшее руководство в жизни, нежели Антони Троллоп или Томас Харди, Бак рычал с беспомощностью затравленного зверя, нервно набивал свои трубки и выколачивал их о каминную полку. Но он одобрял отношения Дормэса и Лоринды, о которых догадывался только он (да еще Шэд Ледью!), а вокруг Дормэса, который был на десять лет старше его, этот лохматый лесной человек суетился с надоедливостью старой девы.

Для обоих – Дормэса и Лоринды – уединенная хибарка стала укромным убежищем. А они стали очень нуждаться в нем в конце февраля, недель через пять после избрания Уиндрипа.

Несмотря на забастовки и восстания по всей стране беспощадно подавляемые минитменами, Унндрип по-прежнему крепко сидел в Вашингтоне. Четыре члена Верховного суда, имевшие репутацию наиболее либеральных, сложили с себя полномочия и их заменили никому не известные юристы, бывшие с президентом Уиндрипом на короткой ноге. Несколько членов Конгресса все еще находились «под защитой» в окружной тюрьме; на прочих пролился ослепительный свет богини разума, и они благополучно вернулись в Капитолий. Минитмены все больше усердствовали – они по-прежнему считались добровольцами, но получали «в счет расходов» гораздо больше, чем солдаты регулярной армии. Никогда еще за всю историю Америки приверженцы президента не были в такой мере ублаготворены; они назначались не только на все имеющиеся политические посты, но и на несуществующие; о неприятностях, вроде расследований Конгресса, теперь не могло быть и речи, и люди, официально утверждавшие договоры, состояли в наилучших отношениях с подрядчиками… Один видавший виды лоббист стальных компаний жаловался, что для него работа потеряла всякий интерес: это уже не спорт, когда вам не только разрешают, но просто ждут от вас, что вы обведете вокруг пальца всех правительственных агентов.

Ни одно нововведение не обсуждалось так, как предписание президента немедленно ликвидировать самостоятельность различных штатов и разделить всю страну на восемь «областей» – с тем, чтобы сэкономить на содержании губернаторов и иных государственных чиновников, утверждал Уиндрип; с тем, чтобы собрать в крепкий кулак всю его личную армию и прибрать к рукам всю страну, – так утверждали враги Уиндрипа.

Каждая область делилась на пронумерованные районы, район – на округа, обозначавшиеся буквами алфавита, в округе административными единицами считались уезды и крупные города, причем только за последними сохранялись их старые названия, воскрешавшие на страх президенту Уиндрипу воспоминания о славных днях местной истории. Уже ходили слухи, что в ближайшее время правительство заменит названия и этих городов, что уже с нежностью подумывают о том, как хорошо бы называть Нью-Йорк «Берзелиэн», а Сан-Франциско – «Сан-Сарасон». Возможно, слухи эти были ложные.

Северо-Восточная область, например, делилась на шесть районов. Из них третий район – район Дормэса Джессэпа, включавший Вермонт и Нью-Гемпшир, – делился на четыре «округа» (Вермонт южный и северный и Нью-Гемпшир южный и северный) со столицей в Ганновере (районный уполномоченный попросту выгнал студентов из Дортмутского морского колледжа и занял его помещения под свои канцелярии, к большому удовольствию Амхерстского, Уильямского и Йельского университетов).

Итак, Дормэс жил теперь в Северо-Восточной области, Район 3, Округ Б, уезд Бьюла, имея над собой, к своей великой радости и восторгу, областного уполномоченного, районного уполномоченного, окружного уполномоченного, помощника окружного уполномоченного, ведающего уездом Бьюла, всю подобающую их званию охрану из минитменов, а также чрезвычайных военных судей.