У нас всё хорошо

Подойдя ближе, мы заметили возложенные на небольшой заборчик ноги в зелёных носках. Рядом стояли фетровые туфли. Всё остальное находилось между поломанным кустом. Похрапывая, Вова спал на спине, прижимая к себе букетик полевых цветов и остатки коробочки с тем, что раньше называлось пирожные.

Дальше всё развивалось быстро, как в армии: подъем, туфли, поднятие на ноги, приведение тела в порядок и ни одного упрека. Кум всё принял как должное. Смешно подпрыгивая и слегка покачиваясь, он семенил за женой.

Мы сидели за столом, пили чай и уже собирались ехать домой. За окном темно. Чуть больше ста километров это не расстояние, но всё же. В кухню вошли Вова с Галей.

— Наконец-то! Мы думали, ты его задушила, и тело разбираешь на запчасти, — пошутил я, — хотел идти, место готовить в багажнике.

— Как можно, Варлаам? Я же его люблю… моего самого, самого… Вот нацеловались и к чаю успели.

— Сонь, ты слышала? Они целовались, а мы что, — я подошел к жене, нежно обнял и поцеловал, — поехали домой, любимая.

— Так не честно! — возмутился Иван, — Все целуются. А я? Поехали домой… меня Валя ждет!

— ??? — у меня даже в носу защекотало, — а мы с мамой, наивные, думали, что он с братом в компьютер играть ходит… Дома поговорим!

Соня против

«Я-я-я тебя лю-ю-юблю-ю-ю,

Леплю, тварь и малю-ю-ю.

О-о-о-о, это Чу-у-удо-о-о,

Чу-у-удо-о-о с ногами-и-и…»

Я сижу на веранде, спаиваю провода на старом триммере. Нашел его на обочине прямо в посёлке. Поспрашивал чей, никто не признаётся. Горе-хозяин видно психанул и выбросил. Я разобрал, сейчас подпаяю, почищу, смажу — пригодится в хозяйстве второй агрегат траву косить. Ванька закончил десятый класс, летом будем вдвоём работать: он двор чистить электрическим, а я в поле на домашнее хозяйство — бензиновым.

— Варлаам! — Сонечка из дому кричит.

— Чего-о-о? — вторю мелодии, исполняемой мною песни.

— Иди сюда! — так грубо и командным голосом, меня аж передёрнуло.

— Я-я-я за-а-ан-я-ят…

В приоткрытую дверь на веранду входит жена с ноутбуком в руках.

— Это, что?

— Где?

— Вот! — супруга ставит рядом с инструментом на стол «моё сокровище» и показывает пальцем в экран.

— Твою дивизию… мать перемать…, — страничка сайта Проза. ру не закрыта. — Рассказ пишу.

— Вижу! Писатель поселкового масштаба! — прозвучало, я бы сказал, обидно.

— Сонь, я отвлекся… не дописал. Закончу и допишу.

— Допишешь? Эту мерзость? — моя милая так слегка… как замахнулась, я чуть щекой к паяльнику не прилип.

— Тудыть тебя в кочерыжку… мать перемать… чего творишь? А, если бы я глазом? И всё… Циклоп поселкового масштаба, как ты говоришь.

— Варлаам, эту мерзость ты больше писать не будешь.

— Та, где ты там мерзости увидела? Никакой работы в удовольствие. Вот стукнуло что-то в голову, и все дома должны всё бросить и бежать… Пожар, что ли? — я выключил паяльник, вышел на улицу к рукомойнику и, вытирая руки, присел к ноутбуку.

Пробежался глазами по тексту. Слегка смутился. Жена прочитала как раз прелюдию к любовной сцене… да, чё греха таить, наверно, и всё остальное. Хотя там ничего до постели не дошло.

— Сонечка, ну это фантазия, а обойти это место по сюжету никак не получится… всё, как в жизни. Понимаешь?

— Понимаю! Только я не хочу, чтобы это было описанием нашей жизни.

— Тут ничего из нашей жизни…

— Да-а-а-а?! Смотри… читай… вот здесь…

— «Это был наш первый «французский» поцелуй. Мой язык проник…». Ну?!

— Так как было у нас в первый раз. Читай отсюда, — жена указала место.

— «Она чуть отклонилась и моя рука легко поймала её молодую грудь…». Сонька, ну ты её Богу с ума сходишь… Да так в первый и десятый раз у всего человечества происходит…

— А я, против! — отрезала супруга.

— Чего, против? — нет, я не издевался. Я действительно не понял, против чего она конкретно.

— Я не позволю тебе позорить меня перед родными и соседями.

— Милая, чем я тебя перед всеми позорю?

— Они все тебя читают в Интернете…

— Ну, и пусть читают.

Жена махнула рукой и ушла в дом. Я ещё раз перечитал. «Чего обиделась?», — вздохнул и пошёл за женой.

Соня сидела на краю кровати в нашей комнате. Пальцы её перебирали фартук, лицо грустное, глаза опущены. Я присел рядом:

— Роднулечка, ну что ты? Обиделась? Да? — приобняв её за плечи и подтянув к себе, я поцеловал в щёчку.

— У-у-у…, — отстранилась от меня Сонечка.

— Милая, ну, что ты… не надо… я не буду, я уберу, сотру, удалю, — я целовал жену в щёчки, губки. Мы обнялись и повалились на кровать, наслаждаясь друг другом…

— Мам! Пап! Я дома, — как гром с ясного неба раздался голос сына.

Мы вскочили, как ошпаренные. Только мне не удалось выпрямиться и я «ойкнув», упал на колени.

— А вот вы где? Чего делаете?

— О, Вань, принеси с веранды, на столе отвертку фигурную… ножка раскрутилась на кровати. Если бы мама не заметила… день, два и всё… сломалась.

Эта история красовалась в моём следующем рассказе и Соня не была против. Только обозначилась: «У тебя так нежно, получается, описывать любовные сцены, что я хочу тебя, мой Неандерта-а-але-е-ец!».

Гимнаст