Читаем У него ко мне был Нью-Йорк полностью

Особенно коварны в этом плане любовные отношения, в принципе полные аффектов и гормональных всплесков, и детско-родительские, когда изначально границы предельно размыты, ведь мать и ребёнок так близки, почти единое целое. Но это иллюзия, и надо приучать себя к этой мысли, пока ребёнок ещё младенец. Чтобы потом не было так больно. Ребёнок — отдельное существо.

Близость не равно слияние и уж тем более поглощение.

Я — человек с очень зыбкими границами. И этот диагноз родом из настолько глубокого детства, что я даже не могу вспомнить первопричины и определяющие сюжет события. Мне кажется, я сделала первый вдох в роддоме и сразу оказалась в мире нарушенных собственных границ. Я не помню ничего другого, таковы реалии жизни в большой семье. У меня трое братьев.

Возведение границ и по сей день — самый трудный и болезненный процесс для меня, часто я терплю неудачи.

Пару месяцев назад я попросила близкого человека уговорить своего друга дать мне интервью. А близкий человек сказал «нет». Потому что он не хочет попадать в неловкое положение, если друг откажется. Я вначале по инерции обиделась, ведь мне отказываются помогать, а потом сняла обиду. Потому что границы. Потому что мой близкий человек имеет право не хотеть ставить себя, друга, меня в неловкое положение.

Мне до сих пор трудно даются эти нюансы.

А раньше я даже не осознавала, из каких волокон плетутся эти мелкие конфликты.

Недавно я вынуждена была сказать другу, что между нами пролегает граница и наша дружба не предполагает жертвенности, вечного долга и вип-проходки на все мои территории.

Внутренне я была огорчена каждую секунду того диалога, а внешне была, наверное, ледяной стервой. Мысленно я сжала зубы. Никогда раньше я так не умела, и мне было больно. Я даже не знаю, что больнее — бить саму себя по рукам и не нарушать чужие границы или рычать и защищать свои границы перед близкими людьми?

Зыбкие личностные границы — причины многих неприятностей в моей жизни. А всё удачное — результат работы над собой, вследствие которой мне удалось возвести качественные протезы в тех местах, где у более психически устойчивого человека стоят границы, построенные родителями в глубоком детстве.

Разговор, которого не было

«Алло! Привет. Прости, что звоню без предупреждения. Это недолго, это не разрушительно для тебя. Я постараюсь тебя не ранить. Мне важно сказать, что я сожалею о том, что случилось между нами. Тогда, в нашем с тобой прошлом, в Москве.

Некоторые психологи утверждают, что каждый человек, стоя у развилки своих больших поступков, принимает наилучшее, на его взгляд, решение. Человек всегда пытается быть в порядке, соответствовать каким-то своим нормам, канонам, идеалам в голове. Мы все стараемся.

Я тоже пытался совершать поступки, наилучшие в своей системе координат. Мне жаль, что наши системы не совпали настолько сильно и мои действия превратились в твоей реальности практически в преступления против тебя. Мне жаль, что я сделал твою жизнь страшной, наполненной болью и неуверенностью в каждом дне.

Я помню момент, когда языки, на которых мы говорим, окончательно стали разными, и я понял: никакой переводчик больше не переведёт, ты сошла с моей орбиты или это я — с твоей. Я вообще не уверен, что мы когда-либо были с тобой на одной орбите.

Я не знаю, как искупается та боль, которую один человек причиняет другому. Которую я причинил тебе.

Ты была очень притягательной тогда, помнишь? Утром на Киевском вокзале. Когда мы мчали по Садовому на моей старинной „копейке“. Когда мы залезли на эту твою башенку на Цветном бульваре, и ты — безумная — вылезла из её окна и обошла здание по тонкому выступу с внешней стороны стены.

Сумасшедшая. Я тебя хотел, боялся и любил.

Как мы потом пили дешёвое вино из бутылки, делили на двоих копеечный блинчик с варёной сгущёнкой.

Как ты стала потом мне ненавистна, и не осталось и следа от интереса к тебе, как я бросил тебя. Под ледяным ветром московского марта. Когда беспощадный серый снег хлещет в лицо, горожане в одинаково безликих тёмных шапках прячут лица в воротники. Так резко стемнело тогда, и ты шла навстречу вьюге и хотела с ней слиться.

Наш ребёнок…

Сейчас, когда я пишу эти слова, живя на другом материке, женившись на другой женщине, вырастив сына уже почти до школьного возраста и не видев тебя вечность, я понимаю: мне тоже хотелось уметь пройти по кромке башенки на Цветном.

Эта твоя безбашенность и такой солидный для двадцати трёх лет жизненный опыт.

Я хотел подключиться к твоей вселенной, как к источнику питания. Но из моей вселенной в твою слова в принципе не переводятся корректно. Ты попробуй прости меня всё-таки, алло, слышишь?»

Как уйти?

Как выйти в итоге из отношений, которые обернулись абьюзом?

Точно не одним резким движением.

И не красивым жестом.

И не эффектным кинопоступком со звонкой пощёчиной в финальной сцене.

Это вообще не будет похоже на яркий эпизод, которым можно поделиться с подружкой за чашечкой капучино.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русский iностранец

Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски
Солнечный берег Генуи. Русское счастье по-итальянски

Город у самого синего моря. Сердце великой Генуэзской республики, раскинувшей колонии на 7 морей. Город, снаряжавший экспедиции на Восток во время Крестовых походов, и родина Колумба — самого известного путешественника на Запад. Город дворцов наизнанку — роскошь тут надёжно спрятана за грязными стенами и коваными дверьми, город арматоров и банкиров, торговцев, моряков и портовых девок…Наталья Осис — драматург, писатель, PhD, преподает в университете Генуи, где живет последние 16 лет.Эта книга — свидетельство большой любви, родившейся в театре и перенесенной с подмосток Чеховского фестиваля в Лигурию. В ней сошлись упоительная солнечная Италия (Генуя, Неаполь, Венеция, Милан, Тоскана) и воронежские степи над Доном, русские дачи с самоваром под яблоней и повседневная итальянская жизнь в деталях, театр и литература, песто, базилик и фокачча, любовь на всю жизнь и 4524 дня счастья.

Наталья Алексеевна Осис , Наталья Осис

Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
40 градусов в тени
40 градусов в тени

«40 градусов в тени» – автобиографический роман Юрия Гинзбурга.На пике своей карьеры герой, 50-летний доктор технических наук, профессор, специалист в области автомобилей и других самоходных машин, в начале 90-х переезжает из Челябинска в Израиль – своим ходом, на старенькой «Ауди-80», в сопровождении 16-летнего сына и чистопородного добермана. После многочисленных приключений в дороге он добирается до земли обетованной, где и испытывает на себе все «прелести» эмиграции высококвалифицированного интеллигентного человека с неподходящей для страны ассимиляции специальностью. Не желая, подобно многим своим собратьям, смириться с тотальной пролетаризацией советских эмигрантов, он открывает в Израиле ряд проектов, встречается со множеством людей, работает во многих странах Америки, Европы, Азии и Африки, и об этом ему тоже есть что рассказать!Обо всём этом – о жизни и карьере в СССР, о процессе эмиграции, об истинном лице Израиля, отлакированном в книгах отказников, о трансформации идеалов в реальность, о синдроме эмигранта, об особенностях работы в разных странах, о нестандартном и спорном выходе, который в конце концов находит герой романа, – и рассказывает автор своей книге.

Юрий Владимирович Гинзбург , Юрий Гинзбург

Биографии и Мемуары / Документальное