У ночи длинная тень

Мухин вошел в лес. Вот и поселок дачный, с одинаковыми какими-то фанерными домиками, крашенными под более дорогой материал. Цветники, кусты смородины, ветвистые вишни и сливы и столики под ними, гамаки, душевые кабинки. Вроде как бы западные виллы, только усеченные и адаптированные, советский вариант, пародия. Мухин шел по узкой прямой улочке, посыпанной серым песком, как будто двигался в трубе. С обеих сторон были дачные домики, убийственно однотипные, участки лепились друг к другу как соты, с фанерными уборными, крашеными в голубой цвет, одну уборную от другой отделял только забор. Соседи вполне могли бы, сидя в них, обсуждать последние известия. Был полдень. Из уборных, из кухонек в садиках, с крылечек веранд появлялись плотные дамы. В гамаках покачивались девицы в коротких сарафанчиках, бабушки в легких льняных платьях, мужчины с газетами в руках. На велосипедах между клумбами катались малыши, похожие на Ларисиных Сашка и Сережку. Молодые женщины, издали напоминавшие ему Ларису, занимались хозяйством. «Я совсем уже, зациклился на ней, везде ее вижу», с ужасом подумал он, «всюду она мерещится, и ее чада». Он снова кинул взгляд за забор. «Уж не рехнулся ли я? Башку, наверно, напекло».

Вдоль всей улицы с обеих сторон, у каждой калитки, сидело по длинношеему мордастому псу. Псы были таких дорогих пород, что даже не лаяли на чужого Мухина, не снисходили до вульгарного лая, а только поворачивали вслед ему коробчатые мохнатые головы.

Мухин ускорил шаги, ему стало не по себе. Он шагал мимо домиков-кабинок, мимо шеренги неподвижных псов, похожих на идолов с острова пасхи. Они, как по команде, поворачивали головы и смотрели ему вслед.

Дачный поселок он миновал. Роща, вот и она стала редеть. Пошли места захудалые, сараи и свинарники, и началась деревня. В начале деревни встретился мужик, здоровенный, черноволосый с проседью, в пестрой трикотажной майке навыпуск. Рожа его показалась Мухину зверской, опереточно-разбойничьей. Все дело в том, что мужик был рябой, его красное лицо было усеяно оспинами, как стенка в тире.

– Не скажете, – спросил Мухин, – где тут Козел живет?

– Я Козел, а чего? – ответил мужик.

Он заулыбался, и его «зверская рожа» оказалась довольно симпатичным, добродушным лицом дядьки-балагура.

– Ты чего, ко мне, что ль? – спросил мужик.

– Да я за молоком, – Мухин кивнул на бидон, – мне сказали, у Козловых есть, дом Козловых… – он смущенно мямлил, стараясь исправить свою невольную бестактность.

– Ой, браток, а у нас сегодня, кажись, и нет, гости приехали. Родня, понимаешь. А знаешь что, вон второй дом, спроси у хозяйки.

– Ага, ага, спасибо! – заторопился Мухин.

Козел размашисто пошел дальше. Потом обернулся и крикнул издали:

– Если хозяйки нет… там дочка… У нее спроси… Жми дальше, браток!

«Ну и рожа, как стенка в тире. А славный дядька», – подумал Мухин, и стал «жать дальше».

Потом он откинул калитку и вошел во двор. Его облаял черный лохматый пес: выкатился из яблоневого сада и бросился к Мухину.

– Назад, Цыган, ко мне! – раздалось с крыльца. – Тихо, Цыган! Да вы не бойтесь, он смирный.

На верхней ступеньке крыльца сидела девушка и глядела на Мухина. С огородов, из дальнего конца деревни, слышалось пенье:

«И с плеча-а ее бросает в набежа-авшую волну-у…»

– А сегодня что, деревенский праздник какой-то? – спросил он.

– Праздник вчера был, – ответила девушка. – Яблочный Спас. А это гости наши поют, дядька мой приехал, к родне пошел.

Девушка послюнила палец, провела по пушистым серым бровям, потом пригладила волосы на висках. Рядом с ней на ступеньке стояло прямоугольное зеркало и лежал гребешок. Как видно, она тоже собиралась в гости. Она спросила:

– А вы к нам?

– А я к Козлу за молоком пришел, – сострил Оскар и сам по-глупому рассмеялся. Тут, рядом с этой простецкой девчонкой, он сразу освоился и чувствовал себя свободно. Словно он сам заразился от только что встреченного мужика его добродушием и балагурством. А может, в этом доме сам дух был такой – веселый, простой и дружеский, и он сразу же охватил Мухина. Однако его шутка – «к козлу за молоком», – он сам почувствовал, была действительно глуповата, но девушка, казалось, этого не заметила.

– Да? – она взглянула на него и вздохнула. – А вы знаете, у нас сегодня нет молока. Все ушло на еду. Да вы садитесь, – она подвинулась на ступеньке. – Может, чего придумаем.

Оскар сел рядом. Девушка протянула ему зеркало, а сама взяла расческу.

– Подержите вот так, ага?

Оскар приподнял зеркало, а девушка стала, глядя в него, причесываться.

– Да не так, повыше, повыше! Вот теперь так. – Она отвела его руку немного влево и вверх.

Ладонь ее была жестковатая и теплая. От волос и нежной здоровой шеи пахло парным молоком и сеном.

Она поплевала на гребень и принялась начесывать волосы.

– Ну вот так, спасибо! – взяла из рук Мухина зеркало, отложила его и расческу в сторону, и протянула ему ладошку. – Познакомимся?

– Мухин. Ося.

– Галя… А вас как… Вася? Ой, я не расслышала.

– О-ся… В общем, Оскар, – передернул плечами Мухин. – Такое имя…