У ночи длинная тень

– Ага, – подхватила Натка, – приехал бы за ней Дон-Жуан верхом на быке.

А на другом конце льда кто-то шумно переругивался с хоккеистами, не желавшими уходить, и сторожиха в стеганке тыкала пальцем часы. Каток закрывался.

Подруги молча брели по рыжему от песка тротуару. Огни рекламы безжалостно светили в Маришкино разбитое лицо.

– Гляди, как девочка покалечилась, – сказала женщина в вязаном платке малышу. – Вот не будешь маму слушать, тоже…

– Бедняжка, кто ж это ее так, – сочувственно завздыхали две старушки.

Маришка мрачно покосилась на старух:

– Они меня доконают сегодня, – дернула уголком рта. – Слушай, – обернулась к Лене, – кто меня еще пожалеет, врежу тому по морде.

Первая в Маринину квартиру ступила Натка. Маринка быстро выключила в коридоре свет.

– Ну, наконец-то, гулена, замерзла небось?

Отец поднял руку к выключателю.

– Все о'кей, па, – зазвенел в темноте бодрый Маришкин голос. – Только свет не зажигай.

– Что за глупости? – отец быстро включил свет.

Да-а, тогда, на катке, ее физиономия выглядела приличней. Куда приличней. Маришкин отец побледнел и бросился к телефону. А девчонки тихонько выкатились из квартиры. На улице Натка затарахтела:

– Спорим, Маринка не придет в понедельник в школу? Спорим?

– Конечно, не придет, – усмехнулась Тома.

– Представляю, что будет с Ивановым…

– Ага, не придет, ой, что с Ивановым-то будет! – как эхо отозвалась Натка. – Дон Жуан на вороном быке.

– Не придет, стопроцентно, – подхватила Лена с удовлетворением.

В понедельник Марина пришла.

Все уже сидели на местах. Учителя не было. Когда вошла Маришка, Тома присвистнула и произнесла нарочито громко:

– Гордон, почему вы опаздываете?

И все разом посмотрели на Маришку. Ее распухшее лицо было густо запудрено и напоминало высеченную из камня физиономию скифа. Под глазом примостился порядочный синяк. Лена усмехнулась и бросила взгляд на Витьку Иванова. «Теперь ты видишь, что я лучше? Я в тысячу раз лучше, пойми же наконец …» Тома и Натка переглянулись и хихикнули. А Маришка невозмутимо направилась к своей парте, но на полпути остановилась и обвела класс детективным взглядом.

Тут поднялся шум, все завертелись и стали спрашивать, что такое? Что случилось?

Но Томка с Наткой лишь усмехались и таинственно перемигивались…

Всю перемену Маришка стояла в коридоре и сосредоточенно смотрела в окно. Когда подкатывались девчонки, она косила на них своим длинным мрачным глазом, и девчонки сразу отходили.

– Что с ней такое сегодня? – удивлялась Надя Зайчикова.

– Странно, – пожимала плечами отличница Зина, – и лицо какое-то жуткое, и взгляд змеиный…

– Ага, ага, глаза как у удава, – подхватила шустрая Натка.

Маленькая хилая Надя Зайчикова печально сосала бесцветную прядь волос.

– А почему Иванов не пришел сегодня? – спросила она вдруг.

– Заболел, значит, – уверенно ответила отличница Зина.

Натка мелко засмеялась, прищурила черненький глаз:

– Ага, заболел от горя, что Маринка на него не смотрит. Ага.

Тут все стали приставать к Натке, расспрашивать про случай с Маринкой. Потом разговор зашел об Иванове.

– Да какой он испанец, елки-палки, – сказал Сашка Серегин и плюнул через трубочку жеваной промокашкой. – Бахвал он, вот кто.

Саша втайне завидовал Витькиной популярности.

– А почему он не пришел? – снова спросила Надя Зайчикова.

Лена думала о том же, она ощущала пустоту без него, зияющую пустоту, и тщетно пыталась подавить в себе это чувство. «Почему он не пришел, что с ним?!» – Вопило все ее существо.

Тома сдула пылинку с фартука.

– Как почему? Его папа на дипломатической машине увез.

– Ага, на дипломатической машине, ага! – оживленно блеснула антрацитовыми глазками Ната.

– На какой еще машине, елки-палки? – промямлил Серегин, жуя промокашку.

Тома фыркнула:

– Тебе он еще не рассказывал, как папочка катал его на черном лимузине марки "ДА" по Мадриду?

– Чего-о? У-у, палки, кхе-кхе… – подавился промокашкой Серегин.

Натка стрельнула глазами в сторону Марины, которая все стояла у окна в конце коридора. Она жалела, что Маринка не слышит этот разговор. Интересно было бы заглянуть ей в лицо, если бы слышала. Хотя лицо у Маринки всегда одинаковое: презрительно-высокомерное. Во всяком случае, так казалось Натке.

А рядом шумели ребята:

– Да болтун он! – говорили одни про Иванова.

– Врун! – кричали другие.

Кто-то из девчонок сказал:

– Мне Иванов рассказывал, что у него дома на стене ружье висит, которым его отец убил в Испании двенадцать фашистов.

– А мне болтал, что у него шпага отцовская, елки, – сплюнул катышек промокашки Серегин.

Тут все окончательно разозлились. Обидно стало, что Иванов всех так долго водит за нос. И после уроков решили зайти к Витьке и публично уличить его во лжи.

И они пошли. Маришка пошла тоже.

Иванов жил в старом доме без лифта. В подъезде едко пахло горелой картошкой и щами.

Дверь долго не открывали. Наконец в квартире что-то стукнуло, упало, и детский голосок спросил:

– Кто там?

– Одноклассники, к Виктору Иванову, – ответила за всех отличница Зина.

За дверью долго еще возились с ключами. Когда, наконец, открыли, на пороге они увидели девочку лет пяти. Она уронила ключ и пропищала: