У обелиска

На чердаке было темно. Тусклые лучи скудного ноябрьского солнца высвечивали сквозь проломы нагромождения порушенных балок и искореженной кровли, прочее же было надежно укрыто темнотой.

– Кажется, это все-таки кошка… – услышала я голос Галины за спиной.

– Значит, спасем кошку, – отозвалась я, готовая сейчас помочь любому живому существу.

– Вон там, – указала она.

И я, пригнувшись, пошла в ту сторону. Мне даже успело показаться, что в темноте мигнули два ярко-зеленых огонька…

Но в следующий миг лист жести под моей ногой прогнулся, и я, потеряв опору, покатилась куда-то вниз. В провал, оказавшийся глубиной в несколько этажей.

Кажется, я закричала. И зажмурилась. И стала молотить руками и ногами по воздуху, словно по воде… Хотя успела подумать, что надо бы сгруппироваться – как учили на уроках физкультуры. Кажется. Я ничего не помню.

Я даже не помню, как уцепилась за какую-то балку. Мне показалось, что она сама прыгнула ко мне в руки, а я только схватилась крепко-крепко. И висела, пока снизу не услышала крик Василича, что он меня поймает.

Открыв глаза, я поняла, что вишу метрах в пяти над ним, стоящим на груде битого камня. Поймает? А если нет?.. Я подняла глаза и, оценив, сколько уже пролетела, отпустила руки. Как-нибудь не расшибусь.

Не расшиблась. Поймал Василич. Сам кувыркнулся, конечно, костеря на чем свет стоит больную ногу. Я, запоздало вспомнив о ней, вскочила и стала извиняться. Но он только отмахивался, мол, главное, я жива, извинялся за бранные слова и тут же снова сыпал ими.

Прибежала Галина. Тоже принялась ругаться, что я, безглазая, полезла не туда, куда она указывала мне. Перед ней я оправдываться не стала, только поинтересовалась, не нашла ли она там кого – на чердаке.

– Людей там нет, – хмуро ответила она. – А кошки, если и были, разбежались после такого грохота. Идем-ка и мы в больницу, надо бы вас с Василичем осмотреть на всякий случай. Вот ведь потянуло нас сегодня на приключения…

Потянуло. Да только не нас. Галину. Она же настояла и на том, чтобы я сегодня с ними пошла, и про «ребенка или кошку» она «узнала». И на чердаке вполне четко указала мне направление… Теперь вот идет быстро и спину держит прямо, как аршин проглотила, в мою сторону не смотрит. Что ж я ей сделала? Поговорить бы с ней… Но подходящие слова так и не шли на ум. А те, что шли, казались донельзя глупыми. Засмеет она меня, не дослушав. И толку-то…

У самых дверей больницы меня уже осенило: надо с Дмитрием Ивановичем поговорить. Может, он и не догадывается, что у его помощницы на душе творится? Пусть бы лучше он с ней поговорил обо всем… Он же умный. У него должно получиться.

И я, узнав, что он уже освободился и отправился к себе в кабинет, пошла к нему.

Дмитрий Иванович сидел за столом, упершись лбом в сцепленные перед собой руки. Я даже подумала, что он спит, и решила уйти, но он поднял голову.

– Приду попозже, – сказала я, не в силах смотреть в его измученные глаза.

– Нет, – возразил он жестким, как обычно, тоном. – Ты не из тех, кто приходит поболтать. У тебя должно быть важное дело. Говори.

– Дмитрий Иванович, я лучше потом…

– Никак не забудешь мирную жизнь? Это там еще могло быть «потом». И то – не всегда. А сейчас, здесь «потом» не бывает. Говори, Таня. Слушаю.

И я, чувствуя себя почему-то глупой школьницей, запинаясь через слово, рассказала ему обо всем. Про сплетни девушек, про странное отношение Галины ко мне… Только про сегодняшнее происшествие язык не повернулся рассказать. Не смогла я обвинить человека в попытке меня убить. Конечно, Дмитрий Иванович и сам бы догадался о том, чего я не сказала, если бы знал о произошедшем. Но, кажется, он еще не знал.

Поэтому он просто недоверчиво покачал головой:

– Ты считаешь, что Галя из глупой бабской мести пакостит тебе?

Рассказать? Не рассказать?

– Я хорошо знаю ее, уже не первый год, – продолжил он. – И знаю как человека, который выше всех подобных дел. И еще я знаю, что подозревать ее в ревности – совершенно беспочвенно.

Я поджала губы: знаем мы, как мужчины наблюдательны в том, что касается женских чувств. И, кажется, он прочитал мои мысли.

– Так же как тебя невозможно подозревать во влюбленности в меня, – он блекло улыбнулся и потрепал меня по плечу. – Я врач, Танечка. Старый врач. Я знаю людей несколько лучше, чем прочие… И к тому же… Это ведь именно она настояла, чтобы я взял тебя сюда. Каюсь, я пожалел тебя, когда мы вытащили тебя из-под развалин, но мало ли таких… А она подсказала мне, что можно устроить тебя к нам, дать и жилье, и работу понадежнее. И я сделал как она попросила.

– Зачем?

– Я уже тебе говорил, я…

– Нет, зачем она попросила?

– Вот тут ничего ответить не могу, – развел он руками.

– Зачем же она тогда… – пробормотала я ошарашенно. И замолчала, чтобы не сболтнуть лишнего. – Простите, что отвлекла вас, – быстро попрощалась я и выскочила за дверь, пока проницательный Дмитрий Иванович не задал какой-нибудь вопрос.

Надо бы найти Галину. Надо бы все-таки поговорить с ней. Надо бы узнать… Все лучше, чем маяться от неизвестности.