У обелиска

– Таня, отдай платок! – говорила она со все больше возраставшим воодушевлением. – Он же может спасти многих! Хоть немного согреть в холод. Помочь не так сильно чувствовать голод, выстоять на работе после бессонной ночи. Надоумить перебежать на другую сторону улицы при обстреле… Я же не себе прошу – обещаю, я не возьму себе ни клочка. А вот Дмитрию Ивановичу дам обязательно – он и так на одном упрямстве, кажется, держится. А если с ним что-то случится… Я не знаю, как мы все тут будем. Василич тоже – с его ногой… Марья Пална… Лидочка с Людочкой… Если б я могла, я б сама каждому по оберегу сделала! Но я же не могу! Хоть убейся – не могу! А у тебя такое сокровище… А ты…

– Я нарушу свое слово…

– Не будь дурехой! Я же объяснила тебе, что там нет никакой магии, чтобы он вернулся! А все эти обещания – это все предрассудки, верить в которые для комсомолки – глупо!

Я взялась за узел.

Галя права – предрассудки. Глупо верить. Но почему же сердце верит, что стоит мне развязать узелок, нарушить обещание, и я больше никогда не увижу его. А если не увижу, то как мне жить?

Я подняла глаза на Галину и чуть не отшатнулась. Та смотрела на меня, как голодающий смотрит на тарелку наваристого супа. Так, наверное, раньше нищие смотрели на золотые кресты. С вожделением и ненавистью.

Она не верит. Она не верит мне, не верит в мою любовь, в любовь Игоря. Она видит только инструмент, такой же как скальпель или анальгин, необходимый в военном госпитале, расходный материал. Когда-нибудь он кончится и придется искать замену. Но какую замену найти мне? Мое тело – я чувствовала – было достаточно сильным, чтобы вынести еще многое, даже и без магической поддержки. А вот то, что внутри, то, что называют душой, то, что замирает и болит при мысли, что я больше никогда не увижу его, как выживет оно?

Я подняла глаза на Галину, ожидавшую с нетерпением моего решения.

Поняла: не могу – сейчас не могу – отдать ей то, что мне единственно дорого.

– Я подумаю, – ответила я и пошла прочь.

– Транспорта нет, – как-то днем сказал мне Дмитрий Иванович. – Только санки. Сходишь со мной на склад? Если удастся получить что-то из лекарств, лишние санки будут кстати.

– Да!

Идти не хотелось – температура за ночь упала еще на несколько градусов, и сейчас даже в больнице было очень холодно. А на улице еще и ветер. Но я постаралась вложить в голос больше энтузиазма – приказы не обсуждаются.

Наверное, я переборщила. И Дмитрий Иванович решил уточнить:

– Это не приказ. Просьба. Сейчас не время для приказов.

– Разве? – От удивления вопрос вырвался у меня раньше, чем я подумала, что лучше бы промолчать. – Война же, – пояснила я.

– Война, – согласился Дмитрий Иванович. – Каждый выживает как может. Сам. За себя. За тех, кого любит. Нельзя приказать человеку полюбить всех. Вообще всех. И идти на жертву ради них. Поэтому я не приказываю. Только прошу.

– Я пойду с вами, – ответила я. И рука сама потянулась к косынке.

– Не трогай ее, – Дмитрий Иванович опустил мою руку и пошел к выходу.

Прошло почти две недели с того разговора, а я так и не сняла ее. Хотя каждый день думала, что надо. Что не имею права из-за своих бредней лишать других возможности почувствовать себя чуть лучше. Что раз Игорь, создавая этот оберег, думал не о себе, то и мне стоит взять пример и не трястись над своей жизнью. Что я смогу его дождаться и просто так – без всякой магии… Но не получалось. Никак. Я называла себя эгоисткой и трусихой. Корила за то, что думаю только о себе и живу только ради Игоря, а правильнее было бы жить ради всех… И руки тянулись к узлу. Но развязать его я так и не решилась.

Галина со мной больше не разговаривала с тех пор. Ни об ее просьбе, ни вообще – только если коротко и по делу. Но смотрела каждый раз при встрече очень красноречиво, и я всегда избегала ее взгляда. Дмитрий же Иванович до сегодняшнего дня вообще никак не показывал, что что-то знает. Впрочем, с ним я виделась еще реже и все больше в рабочие моменты, когда он не отвлекался ни на что.

Казалось, кроме работы, для него ничего не существует. Мы шагали по заметенным улицам, и я украдкой поглядывала на его лицо, почти полностью скрытое за шарфом, и видела его глаза – сосредоточенные. На одном: дойти. И вернуться. И спасти еще несколько жизней… Вот какая цель должна быть у человека сейчас. Не то что у меня, глупой: дождаться жениха.

«А может, его уже и нет давно в живых», – вдруг подумалось мне. Я тут же отмахнулась от страшной мысли. Ну и что, что писем нет. Игорь предупреждал меня, что часто писать не получится. А если и получится, то письма могут затеряться где-то на военных дорогах, не прорваться через кольцо блокады… А потом – как прорвутся все разом! Я невольно улыбнулась, представив этот ворох конвертов. Самого Игоря, входящего ко мне следом… И поплотнее прижала к лицу шерстяной шарф: ветер разыгрался не на шутку.

Мы прошли уже половину обратной дороги, когда на перекрестке взвыла сирена. Не успели.