У памяти предела нет

Вадим вышел из кладбищенских ворот с понуро опущенной головой. Теперь с сестрой они остались одни. Конечно, одни это неправильно подобранное слово к теперешнему их состоянию. У него и у сестры есть семьи. У Вадима отличная жена, сын вырос настоящим мужиком. Дочь прекрасный человек. Так же и сестра на семейную жизнь никогда не жаловалась. Всё в этом плане стабильно и отлично. Но два года назад умерла от болезни сердца мама. Следом, не выдержав разлуки, за ней ушёл отец. Прожить почти пятьдесят лет вместе, совсем не шутка. Конечно, они вместе пережили и горе и беды и радость и ругались иногда до крика, но тут же мирились. Хорошо жили, с улыбкой на лице и спали в обнимку друг с другом. В округе слыли дружным семейством.

И вот теперь ушёл дед. Корень семьи, давший ствол от которого пошли их ростки семейного древа. Дед как–то сразу сник после смерти бабушки. Занеможил после кончины невестки, а уж после похорон сына, вообще развалился. Сразу нашлось много разных болезней, обнаруженных сестрой Вадима, работавшей медсестрой в местной больнице. С ней дед жил последнее время.

Всегда, как глыба большой и сильный дед, похудел. Всё больше стал сидеть у окна и смотреть вдаль, словно там видел то, что никому не было видно. Молча смотрел и думал. От его дум на его старческих и уже совсем блёклых глазах иногда появлялись слёзы.

– Нет, Вадь, ты послушай? Иногда загляну к нему, так тихонько, чтобы не видел, а он сидит у окошка и смотрит, смотрит. Куда смотрит, кого высматривает? Чудно. И бормочет, бормочет всё себе под нос. А потом, вдруг, как заплачет. Знаешь, кулак к губам приставит и плачет тихо, но навзрыд. Сидит, плечи от рыданий дёргаются. А у меня аж сердце замирает. Однажды я прислушалась, что он там шепчет. Интересно же! А он у кого-то всё просит простить его. Представляешь? Чтобы наш дед, и так плакал, так страдал? Да ещё прощение просил? Понять не могу, что это такое с ним было?

– Так ты бы спросила, – остановил сестру Олег, её муж.

Вадим с удивлением посмотрел на него.

– Ты, что! У деда? Спросить? Я боялась, чтобы он не увидел меня, чтобы не догадался, что я его слёзы видела. А ты спросить.

– Может, понял, что скоро с бабушкой встретится, вот и каялся в грехах. А? Вадь, мало ли у нас тайных грехов от жёнок? – пытался Олег разрядить обстановку.

– Ты что мелешь? У тебя может и есть грехи. Тайные или нет, я потом с тобой разберусь. А у нашего деда…  Нет, он во всём был образец. Фронтовик, стахановец. Всю жизнь на шахте. И бабушке он точно не изменял. Я-то знаю.

– Знает она. Может, тебе знать было не положено, поэтому и не знала, – не  унимался муж Насти.

– Да, дед под землёй больше дней провёл, чем на земле, – задумчиво подтвердил Вадим, – один раз шахту от взрыва спас.

– А потом людей сколько спасал? А работал как? За троих. Ордена просто так не дают. Его все в нашем городе уважали. Бывало, идёшь с ним по улице, а встречные люди, все здороваются, да только по имени отчеству: Здрас-ти Степан Павлович, доброго вам здоровьица Степан Павлович. Я такая гордая всегда была. Да! Гордилась дедом. Было чем гордиться. А красавец какой был! Недаром бабулю нашу с Польши в войну утащил. Тоже красавица была. Все мужики головы сворачивали, когда она мимо них проходила.

– А я-то думаю, в кого это моя жена такая красивая, да ладная? – всё шутил Олег.

– Вот именно, больше думай, меньше проблем будет. А то, что я на бабулю похожа, мне всегда говорили. Так, что владей, да радуйся, что тебе досталась.

– Балаболка ты Настёна, –  улыбнулся Вадим, – ладно, помянем хорошего человека, да на боковую мне пора. Завтра в аэропорт к обеду.

– А что, правда, дед бабку вашу из Польши уволок? – опять поинтересовался Олег.

– Во-первых, никакая она тебе не бабка. Она до своей смерти туфельки на каблучке носила.

– Что, на шпильке?

– Почему? – поддержал сестру Вадим, – мы ей на заказ шили, специальные на невысоком широком каблучке.

– Не такой он уж был и широкий, но на её ножках смотрелись туфельки отлично. А шляпки, помнишь? Она косынками и платками волосы никогда не покрывала. Ой! Вадька, а помнишь, как она с нами разговаривала, когда на нас обижалась?

– Как же не помнить? Невэм… –

– Точно! Как что не так, она как сядет на свой немэн, и всё тут! Ничем её тогда не пробьешь.

– Как это? – удивился муж сестры.

– Как, как! Не понимаю, значит! Она с нами только по-польски говорила.

– Так как же он её встретил?