У памяти свои законы

В доме, где она теперь жила, случилось происшествие — умерла соседка Глафира Саввишна. И хотя все умирают, однако Нюрке было жалко незнакомую старушку, потому что, несмотря ни на что, жить лучше, чем лежать в сырой могиле. Глафире Саввишне было восемьдесят три года, но дряхлостью она не отличалась, наоборот, гордилась легкостью в ногах и бодростью своего душевного состояния.

Когда она умерла внезапной смертью в тихом ночном сне, то оказалось, что посылать телеграмму о ее безвременной кончине некуда и некому: старушка пережила всех своих родных и близких людей.

Похоронили ее соседи, а также служащие собеса, где Глафира Саввишна получала пенсию по старости. Наследство ее в виде незначительных домашних вещей, комнатных цветов, старинных настенных часов фирмы «Мозеръ и К°» быстро разошлось по разным знакомым. И только два существа, два зверя, проживавших совместно с Глафирой Саввишной, остались без всякого пристанища и без заботы. Один зверь, а именно черно-белая кошка с желтым пятном на лбу, прожила в пустой комнате несколько дней, тоскуя об умершей хозяйке, а потом выпрыгнула из форточки на осенний двор и ушла в неизвестном направлении.

О наличии другого зверя никто не подозревал. Но когда приехали новые жильцы и начали производить генеральную уборку, то вымели во двор вместе с мусором еще одну обитательницу этой комнаты, удивив соседей и прохожих. Да и как не удивиться, если это была черепаха — бесполезный в хозяйстве и вообще ненужный ни для чего зверь. Каким образом оказалась эта черепаха у Глафиры Саввишны и зачем старуха содержала такую тварь, никто, конечно, не знал и не мог догадаться.

Нюрка склонилась над беспомощным существом, обмыла панцирь тепленькой водой, накормила ее свежими капустными листьями и взяла к себе жить.

А ночью Нюрку разбудил непонятный стук, будто маленький осторожный карлик ходил по комнате и стучал то ли палкой, то ли деревянной ногой — тук, тук. Нюрка затаилась, слушая его старческие шаги, потом деликатно кашлянула, давая понять, что карлик не один в комнате, что присутствует еще кое-кто, кто имеет право на спокойный сон. Но карлик игнорировал ее кашель и продолжал бесстрашно жить таинственной ночной жизнью. Он ходил по комнате и стучал своей деревяшкой. Однако не сердито стучал и не нахально, не как завоеватель, но и не как гость, а с равнодушным спокойствием — тук, тук, тук, — равномерно и холодно, как вода, капающая из кухонного крана.

«Это же черепаха», — поняла Нюрка и зажгла свет. Действительно, это черепаха стучала панцирем при каждом шаге. Она ползла посредине комнаты, вытянув крохотную головку на морщинистой шее.

— Здрасте-мордасти, — сказала Нюрка, — а я чуть не испугалась. Думала, какой-нибудь карлик пожаловал несуществующий, а это ты, озорница-путешественница.

Она понаблюдала за действием черепахи, решила, что черепаха разыскивает пищу, и положила возле нее капустный лист. Но черепаха не стала есть. Вытянув шею, она невозмутимо ходила от двери к окну, от окна к двери. Наверно, искала постоянное место для отдыха и сна.

Утром Нюрка сбегала в почтовое отделение, купила фанерный ящик для посылок и пустила туда жить свою квартирантку.

Нюрка кормила ее, обмывала панцирь, чистила ящик и очень надеялась, что черепаха поймет ее заботу. Шли дни, но черепаха не только не примеривалась к приютившему ее человеку, а словно бы даже не замечала никакой к себе доброты и игнорировала постороннее внимание. Она существовала по своим индивидуальным законам и привычкам.