У пана лесничего на шляпе кисточка

— Мог, конечно. Захочу, могу туда и сейчас махнуть. На Загорщине амбаров — не счесть! Никто из вас в жизни не видал столько амбаров!

— Ну сколько? Сколько их там? — спросил Мачай.

— Юрик-дурик! Их же не счесть, вот я и не считал!

— Дело какое, Загорщина! — презрительно ухмыльнулся Мачай. — Махну утречком за мухой, и уже там! Всегда говоришь о Загорщине, словно это чудо какое или хотя бы заграница.

Шебо сразу нашелся:

— Ну и махни туда, тебя никто тут не держит. А что до заграницы, так должен тебе сказать, я и там был.

— За границей?

— Да, за границей.

— Ой, не смеши!

— А я и не думаю.

— Тогда скажи, где? Ну где?

— Да хотя бы в Вене.

— В Вене? Хотел бы я знать, как ты туда попал.

— Запросто! Это было не сейчас, не год и не два назад. Давно было. Отправился я туда с загорчанами. Загорчане когда-то ходили в Вену овощи продавать, вот я и прибился к одному. Постойте, как его звали? Ах да, Шурек! Точно Шурек! Шел он в Вену морковь продавать.

— А когда? Когда это было? — перебил его Мачай. — Ты ведь не такой еще старый.

— А тебе какое дело? Не забывай, что с профессором разговариваешь. Вот, стало быть, такая история, — продолжал Шебо. — Я туда и идти-то не собирался, да у этого Шурека был большой прутяной короб, а в нем отличная морковь, в самом деле отличная! Я ненароком ее приметил, хотя морковь редко когда меня занимает, даже можно сказать, ничуть не занимает. Да я паука на ней углядел. Прыгнул за пауком, и вдруг — бац! Шурек крышку захлопнул, а я в коробе. Ей-ей, не на шутку испугался. Что теперь будет, что меня ждет? Но я сказал себе: «Сиди смирно, авось и пронесет чудом». Ведь эту морковь Шурек тащит куда-то, то ли продать, то ли подарить кому хочет. Если не оплошаю и счастье меня не покинет, глядишь, все добром обернется. Только дело-то какое: не успел я и глазом моргнуть, а был уже в Вене.

— И не говори! А как же ты догадался, что это Вена?

— Так я же увидел ее.

— Что увидел? Где увидел? Как ты ее узнал? Ведь это ж мог быть и город на Загорщине, ну хотя бы Малацки.

— Дурак печеный! Я что, Малацки не знаю? Загорщину знаю, как свою лапу. Но Вена есть Вена. Это сразу видать. Я тут же приметил, что там все по-другому, чем у нас. Сперва-то я ни о чем не догадывался. Знать не знал, куда попал. Гляжу, на дереве — воробей, обращаюсь к нему, понять хочу, что за город такой. А он ни бе ни ме. А потом поворотился ко мне, разинул клюв и спрашивает: «Was?»[3] Какое «вас»? Что еще за «вас»? Я и говорю: «Не валяй дурака! С каких это пор воробьи друг с другом на «вы» разговаривают? А он опять: «Was?» Я ему еще что-то, а он как фыркнет сердито: «Ich verstehe nicht»[4]. Мамочка родная, да ведь я за границей, да ведь я в самой Вене! А уж через минуту вокруг меня воробьев — туча несметная! Оглядывают меня, клювы от удивления разевают, только что из того, коль я ни с одним столковаться не могу. Попробовал я еще раз-другой, а они знай головами вертят, а если кто и обронит слово, разве поймешь? Но тут я заметил, что они друг за дружкой повторяют: «Фельдек! Фельдек!» Ну и я попробовал выговорить: «Фельдек!» И они сразу обрадовались. Двое умчались куда-то, но тут же воротились, а с ними еще один прилетел, этакий здоровущий воробушек, куда мне до него. Он оглядел меня серьезно, а потом и представился: «Ich heisse Feldick»[5]. Я тут же смекнул, что его так зовут, и тоже назвался: «Тебя зовут Фельдек, а меня Шебо». Фельдек смеялся и сказал: «Мы с тобой друк друшку понимайт!» Я хлоп его по крылу, ведь и мне рядом с ним веселей стало. «Понимайт, понимайт! Раз понимаешь меня, ну-ка живо мне что-нибудь раздобудь, потому как я зверски проголодался, а Вена для меня, что лес темный. Не знаю даже, где тут мухи у вас!» Фельдек снова смеется: «Муха хфатит. У форопья фее есть». О, поглядели бы вы на этот пир. Ей-ей, с тех пор я уже никогда так не объедался.

— А как же ты обратно попал? — спросил Шумихруст.