У пана лесничего на шляпе кисточка

— Вот то-то — «как»! Опять с тем же самым загорчанином, опять с тем же Шуреком. А хотел бы, мог бы там и остаться. Фельдек меня уговаривал, золотые горы сулил, но я сказал: «Нет, брат, нет, это не про меня! Если хочешь, прилетай-ка лучше ты в Словакию, на Загорщину или в Лакшарскую Новую Весь, где моя родная тетя живет». Так ему и сказал. Добром за добро хотел отплатить. Он меня угостил, и мне хотелось его угостить. Но чтоб там остаться?! Я что, с дуба свалился? Научился по-словацки чирикать, так только дома и буду чирикать. Тут у нас совсем по-другому живется, и чирикается тут веселее, и ухо слышит иначе. Нет, ни на что на свете не променял бы я Словакию. Н-да, но покуда я домой попал, натерпелся порядочно. Этот Шурек был жуть какой непутевый: как продал морковь, живо в трактир. Приспичило ему все деньги спустить. А мне-то одному домой не добраться, вот я и не отставал от него. Сел я на стол к нему и ну уговаривать: «Брось дурить, человече, пошли домой! В такую даль тащил короб с морковью, а как выручил грош, другой, тут же на чужбине и промотать собираешься?» А он мне одно: «Не юли, брат, не юли!» Еще и трактирщик знай на меня прикрикивает. Принесет Шуреку пива, а на меня орет: «Geweg!»[6]. Я порх в сторону, а через минуту опять возле Шурека: «Образумься, Шурек, оба мы с тобой загорчане, пойдем домой, пойдем в нашу Словакию!» — «Ну пошли, негодник!» — сказал он наконец. Сунул меня в короб, снова крышку прихлопнул, и мы двинулись. Представляете, какая это была дорога! Шурек шатался из стороны в сторону, а я, бедняга, сидел в этом его коробе, думал, дух испущу. Раз десять, не меньше, он со мной падал. Ну да ладно! Зато я в Вене побывал. Хоть малость по-немецки выучился. Чужому языку обучиться — всегда пригодится. Ведь как говорят: сколько выучил речей, столько раз ты воробей.

— Опять завираешься! Ты же сказал, что там ни с одним воробьем столковаться не мог.

— Умники! Сразу на слове ловите! Так ведь я ж там два дня был, а за два-то дня чему хотите научишься. Не забывайте, что я профессор! У профессора голова толковая, не чета вашей! Да что говорить! Зря и разговор-то с вами затеял! Какое, в общем-то, мне до вас дело! Пойду-ка я в свое гнездо!

ПРИШЛА ВЕСНА

Пришла весна, и снова воротились ласточки. Нашли они свои гнезда, но нашли в них и квартирантов, а те ни за что не позволяли себя выгнать.

Вот бы вам послушать эту свару! Да разве воробьев так просто выгонишь! Они любыми средствами пытались отстоять гнезда и нахально утверждали, что сами их построили. Беда, да и только! Даже драка завязалась, но ласточкам не хотелось с воробьями особенно задираться. Решили уступить им, но пригрозили, что в птичий суд-де пожалуются. И воробьи испугались. Иные сперва еще поартачились, но в конце концов выселились и гнезда освободили.

А вот Шебо заупрямился. Забрал себе в голову, что не уйдет из гнезда, хоть режь его.

— Мне что ж, уходить, когда я уже привык тут? — сказал он. — Ни за что отсюда не двинусь. Никто меня отсюда не выгонит.

— Но ведь это наше гнездо, мы его построили, — говорили ласточки. — Воробей такое гнездо и построить не может.

— Именно поэтому, — изворачивался Шебо. — У профессора иные заботы, не хватает ему еще с гнездом канителиться! Я вселился сюда, а теперь мне все в другое место перетаскивать?

— Да ведь у тебя и нет ничего! Чего тебе перетаскивать?

— Есть ли, нету ли, а я уже привык тут. Где вы были зимой?

— Ты же знаешь, где мы были.

— Допустим. На юге были. В теплых странах. На солнышке. Еще бы! А я здесь был, здесь зиму выдюжил. Подчас от холода у меня так клюв стучал, что я и глаз сомкнуть не мог. А теперь, когда и тут потеплело, мне из гнезда выбираться? Не уйду, хоть лопните со злости.

— В птичий суд на тебя пожалуемся! — снова пригрозили ему ласточки.

Но Шебо высмеял их:

— Жалуйтесь на здоровье! Думаете, я вашего суда испугался? А кто меня судить будет? Наверняка какая-нибудь Аничка. Не забывайте, что перед вами профессор!

Ласточки не на шутку рассердились. Стали таскать в клювах глину: вход в гнездо замуровывать. И вскорости замуровали его. А уж тогда Шебо давай вопить и жаловаться:

— Беда! Беда! Ласточки Анички, выпустите меня! Вы же знаете, я шучу, я всегда шучу. Прошу вас, побыстрей меня выпустите, не то задохнусь тут.

Ласточки дали ему подольше поплакать, а потом над ним сжалились.

Шебо выбрался из гнезда и взлетел на крышу. Сперва немного смущался, а потом осмелел. Оглядел всех воробьев и напыжился.

— Ну я их и обставил! — сказал он спесиво.

Воробьи расхихикались:

— Как же! Это ты-то их обставил? Да ты чуть не помер со страху.

— Юрики-дурики! Конечно, я их обставил. Вы разве меня не знаете? Хотел пошутить с ними. Вы что, не видали, как они стали шнырять да глину таскать? Хотелось им задать немного работы. А потом я над ними сжалился.

— Кто тебе поверит!

— Не хотите, не верьте! Я вас не заставляю.

— А мы и не верим. Не ты над ними, а они над тобой сжалились. Чего ж ты так кричал, помощи просил?