Читаем У папы дома полностью

Петрика: Она ведь и не болела вроде, а? Вот так упала, и всё… Или как оно было?


Роберт не отвечает. Он не хочет об этом говорить.


Петрика: Дa. Упокой, господи.

Роберт: А у тебя? Что новенького?

Петрика: Новенького. Да у меня все по-старенькому. Ты лучше скажи. Ты в газеты-то пишешь? В последний раз, когда виделись, до того, как мать твоя померла, ты ж говорил, что в газеты пишешь. А, хитрюга? Пишешь? В какие?

Роберт: В разные.

Петрика: (беря его за горло) Писатель, в рот те ручку твою, знаменитый стал… Ну-ка, говори, какая у тебя тачка?

Роберт: Да нет у меня машины.

Петрика: Ну че ты, ну скажи.

Роберт: Ты что, глухой? Нет у меня машины.

Петрика: Слушай, кончай, а? Достал со своими шуточками, Придушу ведь. Если уж я говно-опель почти купил… Мерс, небось?

Роберт: Нет.

Петрика: Ауди?

Роберт: Угу.

Петрика: Вот буржуй… Последняя, небось?

Роберт: Постарше немного. С прошлого года.


Появляется Паула.


Паула: Еще чего-нибудь хотите? Я закрываю.

Петрика: А куда те торопиться, Паула? У тебя че, дома семеро по лавкам?

Паула: Это скорее у тебя. Никуда я не тороплюсь. Магазин в десять закрывается.

Петрика: Подожди, нам еще одну. (Роберту) Ну че, берем еще одну?

Роберт: Берем, чего не взять.

Петрика: Ну вот.

Паула: Еще чего-нибудь хотите?

Роберт: Ничего.

Петрика: Тебя хотим, выпей с нами.

Паула: Я водку не пью.

Роберт: А что?

Петрика: Пиво. Давай, запиши там на мой счет одно пиво, я тебя угощаю. Не каждый день с нами герой газетных хроник.

Роберт: Подожди, я заплачу.

Петрика: О, еще лучше.

Паула: За пиво не надо.

Петрика: Ну йоб, ну ты че? Ну посиди с нами, а? Вот и Роби здесь. Когда еще увидим Роби? Когда еще встретимся с этим полудурком?

Паула: Посижу. Но пиво я себе куплю сама. Я это хотела сказать.


Паула уходит.


Роберт: Девушка образованная. Независимая. Ну прямо городская.

Петрика: Да не говори. Вот ведь что жизнь делает, а? И что за тараканы у нее голове были? Да я у них дома в первый раз бананы с апельсинами увидел. А теперь она меня в этой забегаловке обслуживает. А я, если захочу, еще и на чай ей подкину. И ниче, возьмет. Еще и спасибо скажет.

Роберт: Да, что сказать…

Петрика: Понял, че я хотел сказать? Кто теперь она, и где теперь ты.


Входит Паула.


Паула: Вот водка.

Петрика: Ставь сюда.


Паула ставит бутылку на землю и садится рядом с мужчинами. Все трое молчат. Роберт допивает из горла оставшуюся водку. Петрика открывает новую бутылку, делает глоток. Роберт закуривает.


Паула (Роберту): Ну так что новенького?

Петрика: А че, меня не спрашиваешь да? Я вот подстригся. Нравится?

Паула: Красавец.

Петрика: Для тебя старался.

Паула: Я счастлива.


Входит профессор Плешня.


Петрика: Опа, а вот и наш чебурашка. Внимание, он, похоже того, уже тепленький…

Роберт: Добрый вечер, господин профессор. Как поживаете?

Паула: Добрый вечер.

Профессор Плешня: Добрый вечер. О, господин Роберт. Добрый вечер, мой дорогой, добрый вечер, добрый вечер…

Петрика: Добрый вечер, господин профессор.

Профессор: Добрый вечер, Петрика. Какой сюрприз, господин Роберт. Почтили наше селение светлейшим визитом? А вы, как поживаете, уважаемые дети?

Петрика: Да вот. Дышим свежим воздухом в лоне матери природы.

Роберт: Да вот, встретился с Петрикой, и все никак не могу от него отвязаться.

Профессор: И снова не разлей вода. Вы ведь и были как сиамские близнецы.

Петрика: У меня ж в кармане клей, любого к себе приклею. Выпьете с нами пива?

Профессор: Я, правда, тороплюсь, но вам отказать не могу. О, а магазин закрыт. А я хотел немного…

Петрика: Магазин закрыт, господин профессор, но ключ-то с нами.

Профессор: A, милейшая Паула тоже здесь. А вас — то я и не заметил. Так вы уже закрылись?

Паула: А чего вы хотели?

Профессор Плешня:… Хлеба. Хлеб еще есть?

Паула: Сколько вам?

Профессор Плешня: Давай-ка лучше я с тобой пойду, посмотрю… может, еще чего возьму…


Паула и профессор Плешня уходят.


Петрика(тихо): Бутылочку — другую.

Роберт: Как он изменился…

Петрика: Каждый раз, как его вижу, так и хочется ему по ушам надавать. Поизмывался он надо мной.

Роберт: Да ладно тебе, он ведь с нами по-хорошему.

Петрика: С тобой да. А мне спуску не давал. Петрика, ты тупица — только это от него и слышал. Я у него всегда крайний был. Че, не помнишь, как ты окно в учительской разбил? А кому за это влетело? Мне…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Пятеро
Пятеро

Роман Владимира Жаботинского «Пятеро» — это, если можно так сказать, «Белеет парус РѕРґРёРЅРѕРєРёР№В» для взрослых. Это роман о том, как «время больших ожиданий» становится «концом прекрасной СЌРїРѕС…и» (которая скоро перейдет в «окаянные дни»…). Шекспировская трагедия одесской семьи, захваченной СЌРїРѕС…РѕР№ еврейского обрусения начала XX века.Эта книга, поэтичная, страстная, лиричная, мудрая, романтичная, веселая и грустная, как сама Одесса, десятки лет оставалась неизвестной землякам автора. Написанный по-русски, являющийся частью СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ культуры, роман никогда до СЃРёС… пор в нашем отечестве не издавался. Впервые он был опубликован в Париже в 1936 году. К этому времени Катаев уже начал писать «Белеет парус РѕРґРёРЅРѕРєРёР№В», Житков закончил «Виктора Вавича», а Чуковский издал повесть «Гимназия» («Серебряный герб») — три сочинения, объединенные с «Пятеро» временем и местом действия. Р' 1990 году роман был переиздан в Р

Антон В. Шутов , Антон Шутов , Владимир Евгеньевич Жаботинский , Владимир Жаботинский

Проза / Классическая проза / Русская классическая проза / Разное / Без Жанра
Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Идеи и интеллектуалы в потоке истории

Новая книга проф. Н.С.Розова включает очерки с широким тематическим разнообразием: платонизм и социологизм в онтологии научного знания, роль идей в социально-историческом развитии, механизмы эволюции интеллектуальных институтов, причины стагнации философии и история попыток «отмены философии», философский анализ феномена мечты, драма отношений философии и политики в истории России, роль интеллектуалов в периоды реакции и трудности этического выбора, обвинения и оправдания геополитики как науки, академическая реформа и ценности науки, будущее университетов, преподавание отечественной истории, будущее мировой философии, размышление о смысле истории как о перманентном испытании, преодоление дилеммы «провинциализма» и «туземства» в российской философии и социальном познании. Пестрые темы объединяет сочетание философского и макросоциологического подходов: при рассмотрении каждой проблемы выявляются глубинные основания высказываний, проводится рассуждение на отвлеченном, принципиальном уровне, которое дополняется анализом исторических трендов и закономерностей развития, проясняющих суть дела. В книге используются и развиваются идеи прежних работ проф. Н. С. Розова, от построения концептуального аппарата социальных наук, выявления глобальных мегатенденций мирового развития («Структура цивилизации и тенденции мирового развития» 1992), ценностных оснований разрешения глобальных проблем, международных конфликтов, образования («Философия гуманитарного образования» 1993; «Ценности в проблемном мире» 1998) до концепций онтологии и структуры истории, методологии макросоциологического анализа («Философия и теория истории. Пролегомены» 2002, «Историческая макросоциология: методология и методы» 2009; «Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке» 2011). Книга предназначена для интеллектуалов, прежде всего, для философов, социологов, политологов, историков, для исследователей и преподавателей, для аспирантов и студентов, для всех заинтересованных в рациональном анализе исторических закономерностей и перспектив развития важнейших интеллектуальных институтов — философии, науки и образования — в наступившей тревожной эпохе турбулентности

Николай Сергеевич Розов

История / Философия / Обществознание / Разное / Образование и наука / Без Жанра