Читаем У папы дома полностью

Петрика: И как оно там?

Роберт: Как… Красиво.

Петрика: Вот молодца. Это я и сам знаю. Я же тебя про это, конкретное, спрашиваю. Вот где-нибудь типа Парижа был?

Роберт: А то.

Петрика: Ну так рассказывай.

Роберт: Да что рассказывать-то?

Петрика: Я че, упрашивать тебя должен? Рассказывай, не видишь, мы вокруг тебя как вокруг дедушки Мороза сидим.

Роберт: Париж… Ну, там я чаще всего бывал.

Паула: А в Лондоне?

Роберт: Да.

Петрика: А до Америки добрался?

Роберт: Угу. Сан-Франциско. Нью-Йорк.

Профессор: Америка, она большая. За один раз всю не посмотришь. Ты это пока наверное только так, для общего впечатления съездил, да?

Паула: А еще где был?

Роберт: В Китае, Японии, Индии, в Мексике…

Петрика: Ниче се, да ты прямо всюду.

Роберт: Угу.

Петрика: Самолетом небось?

Роберт(смеется): Ну а как еще…

Паула: И… как там?

Роберт: Клево, что сказать… я правда, подолгу нигде не задерживался…

Петрика: Охуеть как клево. Прошу прощения, господин профессор.

Профессор Плешня: Не у меня проси, а у девушки.

Петрика: Пардон, куколка. Как писатель? В смысле это ты все по работе, или, так, по личным делам?

Профессор Плешня: Какие такие дела? Как писатель, ясен пень. Сбор информации, конгрессы там, конференции всякие.

Роберт: Ну, что-то вроде этого, ага.

Петрика: Ну, Паула, и как тебе такая жизнь?

Паула: Что сказать. Он это заслужил. Браво.

Петрика: Радуешься за него, да?

Паула: Конечно.

Профессор Плешня: Дамы и господа, вот и я, как порядочный человек, покончил со своим пивом. Пора и мне честь знать, поскольку ждет меня супруга, и… чтобы избежать различных осложнений, таких как ссоры и ненужные дискуссии на тему, где я был в такой-то час, и пр. и др… Господин Роберт, я очень тобой горжусь, так держать, мальчик. Рад был встретиться. Вот смотрю я на тебя, и хочется мне сказать… с превеликим уважением. И прошу, как будет время, в наш школьный музей.

Петрика: Придем, придем. (тихо) Лошадей вот запряжем.

Профессор Плешня: Ну, хорошего вам вечера.

Роберт: Что случилось?

Профессор Плешня: Я что-то не припомню… а где я оставил велосипед?!

Роберт: Так вы без велосипеда были.

Профессор Плешня: Не может быть.

Петрика: Господин профессор, не было у вас велосипеда.

Паула: Наверное, вы его где-то в другом месте оставили.

Профессор Плешня: Исключено.


Все замолкают.


Профессор Плешня: Значит вы говорите, что я приехал сюда без велосипеда. Тем лучше. Вот и стемнело, а у меня фара не работает. Дефект динамо-втулки, дети… Спокойной ночи.

Петрика: Буонас нотес.


Профессор Плешня уходит. Роберт, Петрика и Паула смотрят ему вслед.


Петрика(Роберту): Смотрю я на тебя и понимаю, что… зря я жизнь свою прожил, чтоб я сдох.

Роберт: Ты чего, а?

Петрика: Да ничего. Остался здесь, как последний придурок. Чтоб меня… и жизнь мою паскуду.

Роберт: Да ладо, всё не так уж плохо.

Петрика: Не, Робик, ты меня не утешай. Ты понятия не имеешь, о чем я говорю. (вздыхает) Полный песец. Хочешь, начистоту тебе скажу? Прости, Паула, но не не могу я домой идти.

Паула: За что мне тебя прощать?

Петрика: За то, что ты женщина. И даже тебя однажды кто-нибудь когда-нибудь возьмет в жены. Чтоб ты его потом вот так же вусмерть заела. Шучу я.


Петрика смеется в одиночестве.


Петрика: Вот ведь как странно, в рот мне ноги. И че я писателем не стал? Шучу, ну. Роберт, ты посмотри на меня. Встаю в пять утра и на работу, возвращаюсь поездом в семь вечера. Пью водку и иду домой спать. Красота, а? Ты не обижайся, что я это тебе говорю, просто больше некому. Паула, ты че, спишь че ли? А ну, хватит зевать.

Паула: Я тут осталась не для того, чтоб тебя слушать.

Петрика: Понял. (Роберту) Видишь? Тебе и делать ничего не надо. Мы тут сидим и в рот тебе смотрим, даже если ты просто молчишь.

Роберт: Да ладно…

Петрика: Какой же ты придурок, в рот те ноги… Писатель… Да, горжусь тобой, а че? И ты давай… Только вперед. Чтобы ни шагу назад. И еби их всех в рот, тех, кто у тебя на пути встанет. Можешь прям с Паулы начать, вон она как варежку свою как раззявила. Да че, ну пошутил я, ты че? Все ж веселее сидеть.

Роберт: Да ладно, хватит тебе.

Петрика: Куда уж мне против тебя? Я это я, а ты… Ты это ты, и у тебя весь мир в придачу. Так, Паула? Всё, пошли ко мне.

Роберт: Перестань.

Петрика: Без возражений. Пацан сказал, пацан сделал. А то устроили тут ток-шоу.

Роберт: Хватит, поздно уже. Посидим здесь, что такого?

Петрика: Да че мы, бомжи, что ли? Нее…

Паула: Напился. Петрика, у тебя дома ребенок маленький.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Пятеро
Пятеро

Роман Владимира Жаботинского «Пятеро» — это, если можно так сказать, «Белеет парус РѕРґРёРЅРѕРєРёР№В» для взрослых. Это роман о том, как «время больших ожиданий» становится «концом прекрасной СЌРїРѕС…и» (которая скоро перейдет в «окаянные дни»…). Шекспировская трагедия одесской семьи, захваченной СЌРїРѕС…РѕР№ еврейского обрусения начала XX века.Эта книга, поэтичная, страстная, лиричная, мудрая, романтичная, веселая и грустная, как сама Одесса, десятки лет оставалась неизвестной землякам автора. Написанный по-русски, являющийся частью СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ культуры, роман никогда до СЃРёС… пор в нашем отечестве не издавался. Впервые он был опубликован в Париже в 1936 году. К этому времени Катаев уже начал писать «Белеет парус РѕРґРёРЅРѕРєРёР№В», Житков закончил «Виктора Вавича», а Чуковский издал повесть «Гимназия» («Серебряный герб») — три сочинения, объединенные с «Пятеро» временем и местом действия. Р' 1990 году роман был переиздан в Р

Антон В. Шутов , Антон Шутов , Владимир Евгеньевич Жаботинский , Владимир Жаботинский

Проза / Классическая проза / Русская классическая проза / Разное / Без Жанра
Идеи и интеллектуалы в потоке истории
Идеи и интеллектуалы в потоке истории

Новая книга проф. Н.С.Розова включает очерки с широким тематическим разнообразием: платонизм и социологизм в онтологии научного знания, роль идей в социально-историческом развитии, механизмы эволюции интеллектуальных институтов, причины стагнации философии и история попыток «отмены философии», философский анализ феномена мечты, драма отношений философии и политики в истории России, роль интеллектуалов в периоды реакции и трудности этического выбора, обвинения и оправдания геополитики как науки, академическая реформа и ценности науки, будущее университетов, преподавание отечественной истории, будущее мировой философии, размышление о смысле истории как о перманентном испытании, преодоление дилеммы «провинциализма» и «туземства» в российской философии и социальном познании. Пестрые темы объединяет сочетание философского и макросоциологического подходов: при рассмотрении каждой проблемы выявляются глубинные основания высказываний, проводится рассуждение на отвлеченном, принципиальном уровне, которое дополняется анализом исторических трендов и закономерностей развития, проясняющих суть дела. В книге используются и развиваются идеи прежних работ проф. Н. С. Розова, от построения концептуального аппарата социальных наук, выявления глобальных мегатенденций мирового развития («Структура цивилизации и тенденции мирового развития» 1992), ценностных оснований разрешения глобальных проблем, международных конфликтов, образования («Философия гуманитарного образования» 1993; «Ценности в проблемном мире» 1998) до концепций онтологии и структуры истории, методологии макросоциологического анализа («Философия и теория истории. Пролегомены» 2002, «Историческая макросоциология: методология и методы» 2009; «Колея и перевал: макросоциологические основания стратегий России в XXI веке» 2011). Книга предназначена для интеллектуалов, прежде всего, для философов, социологов, политологов, историков, для исследователей и преподавателей, для аспирантов и студентов, для всех заинтересованных в рациональном анализе исторических закономерностей и перспектив развития важнейших интеллектуальных институтов — философии, науки и образования — в наступившей тревожной эпохе турбулентности

Николай Сергеевич Розов

История / Философия / Обществознание / Разное / Образование и наука / Без Жанра