У Пяти углов

Филипп аккуратно снял руки с клавиатуры и улыбнулся Ксане почти виновато: уже тем, что он соединил стих Макара Хромаева с музыкой, он становился соавтором стихов тоже, он пел про себя! Ксана — есть, а вот бесконечно ласковой женщины — нет…

— Красивая мелодия, — сказала Ксана.

Ну вот и первое признание. Ксане можно верить: она никогда не притворяется из всяких там любовных или родственных чувств. Она — не Вероника Васильевна, которая восхищается всем, что бы ни сделал ее кандидат. Хотя лучше бы была как Вероника — Филипп часто завидует счастливому кандидату…

И все-таки одобрение Ксаны — оно тоже отвлекает. Успел бы еще Филипп получить одобрение, а пока лучше бы ему сидеть и работать в отдельном кабинете. Даже живодеры, похитившие Рыжу, поняли, что композитору Варламову полагаются кое-какие привилегии. Так почему не попробовать похлопотать о пустой комнате, оставшейся после Леонида Полуэктовича?! Может быть, только и ждут в ЖЭКе или в исполкоме — где там распределяют освобождающиеся комнаты? — может быть, только и ждут, чтобы композитор Варламов принес заявление? Может быть, удивляются, что до сих пор не несет? Тем более что не такая уж сейчас завидная вещь — комната в старом фонде, в большой коммуналке. Не много на нее охотников — уж если люди ждали очереди, они хотят отдельную квартиру! Вот и этажом ниже в точно такой же квартире давно пустует комната — и никто не въезжает. Да, может быть, только и требуется от него — подать заявление, а он стесняется, боится похлопотать. Ждет, что ему предложат? Не дождется! Под лежачий камень…

И Филипп решил, что обязательно, что сегодня же!.. Но сообщать о своей решимости ни соседям, ни даже Ксане или Николаю Акимычу не стоит: потому что если все-таки откажут, будет унизительно выслушивать сочувствия, — ведь если откажут, значит, не заслужил.

Он снова улыбнулся Ксане:

— Хватит на сегодня. Пойду теперь пройдусь по делам.

— А перекусить? Ты же всегда в это время.

Вот и о нем забота, почти как о кандидате, счастливом муже Вероники Васильевны.

— Перекушу и пойду.

Филипп и на самом деле не знал точно, куда идти по этому делу. Но все-таки по зрелом размышлении решил, что в исполком: в ЖЭКах комнаты не раздают, слишком было бы просто, если бы в ЖЭКе. Хотя и жаль: в ЖЭКе как-то домашнее, свободнее. Уже подходя к исполкому, он жалел, что взялся за эти хлопоты. Но что значит — взялся? Повернуть в сторону — и никто никогда не узнает ни о его первоначальной решимости, ни о последовавшем малодушии. Но Филипп обещал — хотя бы самому себе; а он не умеет отказываться от обещаний, даже данных только самому себе. Раз он решил — должен все перенести.

Входя в монументальное здание, Филипп чувствовал себя маленьким жалким просителем, к тому же явившимся с незаконной просьбой. Кому какое дело, что у него нет отдельного кабинета, что жена его подолгу спит, а проснувшись, занимается лежа гимнастикой, щелкая при этом суставами? Кому до этого дело! Все очень просто: у них шестьдесят метров на троих — совершенно достаточно, даже при том, что Филиппу полагается дополнительная площадь. И тем более, в комнате, которую он просит, еще тридцать метров — то есть получилось бы в сумме девяносто! Нахальство, чистое нахальство! Да, пришел он с нахальной просьбой, но не умеет же он быть легким и развязным в общении, как всякий уважающий себя нахал. Хорошо и легко быть нахалом, Филипп сейчас завидовал нахалам, хотел бы научиться быть нахалом — но увы. А куда ж соваться с нахальной просьбой, если ты по своему внутреннему устройству — не нахал!.. Он стоял перед указателем, гадая, куда ему следует обратиться, а хотелось ему одного — уйти! Господи, ну с чего он решил, что кто-то ждет от него заявления на эту пустую комнату?! Похитители собак его уважили — и сразу возгордился!.. На указателе значилось «Районное жилищное управление» — наверное, ему туда.

Филипп ожидал увидеть очереди перед дверями начальников разных рангов, но коридор жилищного управления был совершенно пуст. То есть ни единого человека! Может, сегодня здесь неприемный день? Ага, вот и приемная самого главного начальника… часы приема… — да он явился в самые часы приема! Неужели и в самом деле все так просто? Очереди нет, прием уже начался — что, если и правда здесь только и ждут счастливой возможности отдать пустующую комнату под кабинет композитору Варламову?]

И в самой приемной в одиночестве скучала секретарша.