У подножия Копетдага

— Значит, ты его хочешь принять на работу?

— А как же? Раз район прислал, почему же не принять?

— Нет Покген-ага, так сразу, не проверив, нельзя брать на работу.

— Да что тут проверять? Он же из нашего колхоза. Мы его пионером помним, комсомольцем помним…

— Все это так, а только есть у меня сомнение — стоящий ли он агроном? Может, его просто прогнали с опытной станции за плохую работу и неуживчивый нрав? Такое дело надо еще крепко проверить. Я бы мог это сделать через моих друзей в городе.

— Проверяй, если ты уж так хочешь. Только не тяни — дня через три-четыре правление созовем. Вообще-то, проверка никогда не мешает.

На этом разговор закончился, и они разошлись по своим делам.

После этого разговора прошло несколько дней. Елли за это время дважды побывал в городе.

— Ну как, проверил? — спросил, наконец, его Покген.

— Никак не могу одного застать, — ответил Елли. — Придется еще немного подождать.

Но Покгена такой ответ не удовлетворил.

— Я вижу, твоей проверке конца не будет, а я должен дать Хошгельды ответ. Сегодня же на правлении поставим этот вопрос.

— Дело твое, — многозначительно заметил Елли. — Но если бы ты еще немного подождал, мы бы все узнали. Как я понимаю, у Хошгельды в Ашхабаде есть и друзья, и противники. Он за это время, оказывается, уже побывал там и советовался с разными учеными людьми относительно всяких 84 нововведений. Некоторые с ним согласились, но, наверно, это потому, что Хошгельды поддерживает какой-то влиятельный человек. Я только не сумел выяснить, кто именно за него, а кто против.

— А зачем нам тайком выяснять? Хошгельды сам нам расскажет. Он мне и без того сообщил, что ездил в Ашхабад и советовался там с разными людьми.

Если говорить правду, то Елли тоже узнал о пребывании Хошгельды в Ашхабаде от него самого, но он хотел, с одной стороны, показать, насколько авторитетные у него знакомства, а с другой — заронить в голову Покгена недоверие к молодому агроному.

В тот же день вечером Покген прямо заявил на заседании правления:

— К нам прислали на работу агронома Хошгельды Пальванова. Пусть каждый выскажет свое мнение по этому поводу.

Первым взял слово секретарь партийной организации Чары Байрамов, который уже несколько раз беседовал с Хошгельды и был посвящен в его планы. Байрамов внес предложение немедленно принять Хошгельды Пальванова в члены артели «Новая жизнь».

— Мы можем только поздравить себя, — говорил секретарь партийной организации, — с тем, что юноша из нашего селения стал агрономом и приехал к нам, чтобы применить свои знания на полях родного колхоза. Наука, которую он изучил, поможет нам еще выше поднять урожайность и увеличить наши доходы.

Остальные члены правления присоединились к его мнению. Только Елли выступил с возражением.

— Товарищи! — важно начал он. — Я должен высказаться против принятия Хошгельды Пальванова в члены нашей артели. Поймите, что если бы он был настоящим знающим агрономом, то уж, конечно, не просился бы сюда, а получил бы назначение на какое-нибудь высокое место. Он ведь еще желторотый птенец. Разве мы можем доверить такому наши посевы?

Самый старший из членов правления, степенный Непес-ага, погладил бороду, и сказал:

— Сын мой, Елли! Твое мнение противоречит здравому смыслу. Кому же еще доверить посевы, как не Хошгельды, окончившему высшее учебное заведение. Возьми вот всех здесь сидящих, ведь ни у кого из нас нет такого образования.

Это выступление задело самолюбие Елли настолько, что он покраснел и, не сдержавшись, крикнул:

— Да ты, старина, и сам, оказывается, не очень-то здраво мыслишь. Как говорится: состарился верблюд — за верблюжонком тащится.

Непес-ага, сохраняя спокойствие, ответил:

— Я" может быть, недостаточно здраво мыслю, но у тебя-то мысли, как у старорежимного бая.

— Ты, старина, за эти слова ответишь. Придется тебе обнажить голову перед судом!

— Ну, вот нашли время препираться! — повысил голос Покген, останавливая ссору.

Он поставил вопрос на голосование. За принятие Хошгельды подняли, руки все члены правления, кроме одного Елли.

Вскоре заседание закончилось, и люди разошлись. Вслед за всеми направился к дверям и председатель. Сидевший в одиночестве Елли тоже поднялся и присоединился к нему.

— Я тебя провожу немного, Покген-ага.

— Пойдем, пойдем. Ты что-нибудь сказать хочешь?

— Зря мы, Покген-ага, не пригласили на заседание самого Хошгельды. Тогда тебе многое стало бы ясно. Он ведь задумал все здесь переделать по-своему. Слишком много, говорит, руками работаете, с МТС мало спрашиваете, плохо свою землю используете. Я слышал, как он с Чары-ага говорил. Нельзя, мол, участки вкруговую запахивать, нельзя во время поливов делянки затапливать, нельзя по огурцам позднюю капусту сажать. Я, говорит, пущу трактор и в виноградники, и на бахчевые, я, говорит, люцерну сеять буду, я, говорит, весной пахать не позволю…

— Постой, постой! Это как же трактор на виноградники? Он ведь там все передавит.

— Вот и я то же самое считаю. Нет, Покген-ага, тебе от него немало горя будет, а колхозу и подавно. У вас, говорит, арыков слишком много. Пореже надо. Понимаешь, что придумал!..