У подножия Копетдага

— Вот сейчас мы и подходим к самому главному, — снова став сдержанным, ответил Хошгельды. — Здесь на плане все видно. С южной стороны поселка дома вклинились между виноградниками, а с северной — между полями хлопчатника. Поселок разрезает наши владения на две самостоятельные части. Отсюда и две разобщенные системы орошения, которые усложняют и удорожают поливы, отсюда и холостые пробеги машин…

— Ну, и что же? — уже с тревогой в голосе перебил его Чары.

— А то, что вся эта территория, в том числе и та, где мы сейчас находимся, — с отчаянной решимостью, и оттого еще более четко формулируя свои мысли, объяснил Хошгельды, — должна быть включена в систему колхозного землепользования.

— А куда же поселок? — внезапно раздался у них за спиной взволнованный голос Овеза, который давно уже стоял возле них и слушал этот необычный разговор. Оба собеседника не заметили его появления, до того они были поглощены беседой.

— А его мы со временем перенесем вот сюда, — как на в чем не бывало ответил Хошгельды, словно Овез с самого начала участвовал в разговоре. — Вот сюда, — повторил он, — где у нас неудобные для плантаций земли. — Хошгельды обвел карандашом место на плане в двух километрах к северу от нынешнего поселка, в непосредственной близости от железной дороги. — И не просто перенесем, а выстроим новый. Пора нам уже жить в настоящих домах, а не в этих покосившихся лачугах…

— И клуб там построим… — мечтательно произнес Овез. — Баню, стадион… Электричество проведем… Уж тут комсомольцы себя покажут!.. Только денег это будет много стоить, Покген-ага не даст, — добавил он с грустью.

Снова воцарилось молчание.

Хошгельды чувствовал, что судьба его замысла во многом решается сейчас. Авторитет Чары-ага хоть на кого подействует, даже и на председателя, не говоря уже о других коммунистах. И чтобы разом покончить с основными вопросами, он сказал:

— А что касается овощей и бахчевых, то с ними просто тоже увеличим делянки, введем временные оросительные каналы, произведем планировку укрупненных поливных участков и при посадках будем исходить из колеи трактора.

Хошгельды выложил все. Он сразу почувствовал облегчение и вытер платком лоб. Овез смотрел куда-то вдаль, а Чары-ага молча курил, но глаза у него были веселые.

— Ты кончил? — спросил он.

— Да.

— А как же с шелковицей? Ведь тутовые деревья растут и в поселке вдоль арыков. Чем будем червей кормить?

— Шелковицу пересаживать придется.

— Теперь все?

— Как будто все!

— А про травопольный севооборот забыл?

— Да, люцерну обязательно надо сеять, но это уж куда проще. Девятипольный оборот — вещь необходимая.

— А о зяблевой вспашке почему молчишь? — с молодым задором в голосе продолжал допрашивать агронома Байрамов. — У нас ведь не о пустых мечтах речь идет, а о деле. Так давай уж всю программу наметим, а то как бы нам, правда, не оказаться в хвосте… Молодец ты, Хошгельды, — неожиданно сказал секретарь, не удержавшись от похвалы. — Вот, не только Овеза, но и меня, старика, увлек своими планами. — и он протянул молодому агроному руку. — Я только никак не мог этого осмыслить, хоть и не раз задумывался над тем же… А что значит ученый-то человек…

— Спасибо, Чары-ага, — негромко сказал Хошгельды.

— Погоди благодарить, еще неизвестно, как решит народ. Сейчас вот что надо сделать, — сказал Байрамов, переходя на деловой тон. — Мы на будущей неделе созовем открытое партийное собрание, и ты выступишь с докладом о своих предложениях. А пока поезжай в город и посоветуйся там со знающими людьми, в обкоме побывай, в министерстве. Слышал я, что в Ташаузской области один председатель колхоза нечто подобное уже проводит в жизнь. В Ашхабаде должны об этом знать. Я и сам собирался съездить туда, потолковать, да вот ты как раз вовремя появился. Ты лучше меня в этом деле разберешься. Да на обратном пути заверни в МТС, выясни их возможности и пригласи к нам директора. Пусть он тоже на собрании нужное слово скажет. Я ему со своей стороны по телефону позвоню… Вот тебе для начала партийное поручение, — добавил Байрамов, весело взглянув на Хошгельды. — И смелее действуй, робеть в таком деле нельзя. Как говорится у нас — о прошлом не жалей, грядущего не бойся!

— Есть не бояться!.. — по-военному вытянулся Хошгельды.

— А ты что? — обратился секретарь к Овезу.

— Я к вам, Чары-ага, по поводу комсомольской бригады. Мы тут решили создать комсомольскую бригаду, чтобы нам не врозь, а всем вместе работать. А Покген-ага противится, не хочет, говорит, что незачем переделывать списки, менять состав, когда люди уже сработались.

— Так ты что, жаловаться на башлыка ко мне пришел?

— Не жаловаться, а помощи просить. Мы бы в комсомольской бригаде показали, что значит работать по-настоящему. А Покген-ага не идет нам навстречу.

— Как по-твоему, Хошгельды, прав Покген? — подмигнул Чары-ага агроному.

Овез, улыбаясь, посмотрел на приятеля, уверенный в его поддержке и сочувствии.

— По-моему, Покген-ага совершенно прав, — ответил Хошгельды и засмеялся, глядя на изумленную физиономию Овеза.