У подножия Копетдага

Сегодня, как и всегда после совещания, бригадир, секретарь парторганизации и агроном присоединились к собравшимся. Люди разместились тесным кружком. Только один седобородый Аллалы Пар, в огромном тельпеке на голове и в накинутом на плечи халате, сидел в сторонке. По внешнему облику он казался человеком серьезным и положительным. Но попробуй заговорить с ним, и сразу поймешь, что представляет собой твой седобородый собеседник. Чтобы раскусить его, и временя много не потребуется, дай бог успеть выпить одну пиалу чаю. Пожалуй, все самые отвратительные, самые гнилые ‘ пережитки прошлого нашли приют в сердце этого злобного старика.

Ходили слухи, что в юношеские годы Аллалы занимался контрабандой и даже грабежами на дорогах. Рассказывали, что в царское время он служил в текинском полку, где не раз попадался на воровстве. Он таскал ячмень из торб, когда кормил лошадей. Потом продавал этот ячмень на базаре, а на вырученные деньги пьянствовал, да еще офицеров угощал.

Аллалы постоянно присутствовал на всех собраниях колхозников и вмешивался во все разговоры, хотя в колхозе не состоял. Он давно жил в селении, — у него здесь была кибитка, — но часто выезжал на заработки в город, где, по его рассказам, у него жили родственники.

Сегодня, когда речь зашла о строительстве нового поселка, послышался вдруг и его скрипучий голос:

— Народ не уйдет со своих насиженных мест, как бы ни хотелось этого младшему сыну Орсгельды. Кто это его послушает? Сегодняшний воробей вчерашнего чирикать учит!

— Мой ага, — иронически улыбаясь, заговорил Хошгельды, — переселение нельзя было бы осуществить, если бы этого не желал народ. Люди сами выбрали места для своих дворов, и в новом поселке уже развернулось строительство. Но мы никого не насилуем, поэтому тот, кто не хочет жить с нами, пусть остается здесь, на старом месте, шакалов развлекать.

— Ты, Хошгельды, слишком прытким стал. Видали мы таких…

Бригадир Курбанли Атаев не дал Аллалы договорить:

— Прекрати ты, старая сова, свою болтовню! Ты никогда не был с народом, знаем мы. тебе цену! Если даже захочешь переселиться с нами, мы тебе не позволим. Понял?! А ты, Хошгельды, еще разговариваешь с ним, объясняешь ему чего-то. Да ему объяснять, что ослу газету читать!

Обычно колхозники не вступали в споры с Аллалы, они просто не желали с ним разговаривать, не желали выслушивать его вздорные слова. А он это понимал по-своему. Ему казалось, что все боятся его, что никто не смеет ему возразить. Поэтому и сейчас он угрожающе заявил:

— Да я тебе, Курбанли, не позволю и на курицу мою шикнуть!

Атаев не успел ему ответить, потому что на Аллалы со всех сторон посыпались упреки. Даже Кюле Ворчун, сам того не замечая, выступил в защиту агронома.

— Ведь ты за всю свою жизнь ни одного хорошего поступка не совершил, — кричал Кюле, — никогда честным трудом не жил. Нет тебе, Аллалы, места среди трудового народа! Давно пора тебя выгнать из нашего селения!..

— Только разговор нам испортил, — с досадой заметил Ата Питик.

Вскоре люди Стали расходиться по домам. Секретарь парторганизации и агроном пошли вместе.

— Замечательный у нас народ, Чары-ага! — восхищенно произнес Хошгельды. — Как дружно все набросились на этого старика. Да и вообще мне очень нравятся эти ежедневные собеседования. Разговаривают, спорят!.. Видно, людей интересует все, что происходит на белом свете.

— Знаешь, о чем я думаю, Хошгельды? — вдруг оживился Байрамов. — Я хочу привлечь к этим беседам нашу интеллигенцию. Правильно ты говоришь: у наших колхозников самые разнообразные интересы, люди затрагивают в своих разговорах самые различные темы. Но ведь не всегда им удается правильно разрешить тот или иной вопрос. Для этого у них не хватает знаний. Так пусть передовые люди нашего колхоза, такие, как ты, учитель Аман и другие, помогут им. Вот представь себе, — все больше увлекался Байрамов, — к примеру, разговор зашел о радио. Есть еще у нас отсталые старики, вроде твоего дядюшки Ата, которые до сих пор не верят, что слушают передачи прямо из Москвы или из Баку. И вот, допустим, Овез или еще кто-нибудь из комсомольцев, специалистов по этому делу, разъяснят такому человеку, как это здесь, у подножия Копетдага, мы слушаем столицу нашей великой родины. Да и вообще, когда мы привлечем наших специалистов, нашу колхозную интеллигенцию к этим беседам, то любой начатый разговор можно будет подхватить, углубить его, направить по правильному руслу. Что ты на это скажешь?

— Я могу только согласиться с вами, Чары-ага. А когда у нас будет оборудован свой радиоузел, такие беседы можно будет устраивать и для всего селения.

— Тут ты тоже прав, Хошгельды. Тогда и наши женщины втянутся в общественную жизнь колхоза. Вот Нязик-эдже, например, хлопочет дома по хозяйству и слушает в это время лекцию своего сына о новейших достижениях в области агротехники, — улыбнулся Байрамов и похлопал молодого человека по плечу.

— Ведь Мурад обещал нам в этом деле помочь, — сказал Хошгельды.