У подножия Монмартра

В вагоне-ресторане она пила кофе с сахаром и съедала ванильную булочку. Между прочим, я никогда не видел, чтобы она пила кофе с сахаром или ела ванильные булочки. Было еще светло, когда поезд прибыл в Дахау. В воздухе висел туман, стоял страшный холод. Мать была в одежде, подходящей лишь для того, чтобы пройти несколько сотен метров от дома до своей врачебной приемной. К ней направлялись несколько солдат. В первый раз она поняла, как мало пассажиров было в этом странном поезде. Помимо солдат в нем ехал один старик и две супружеские пары. Во всем поезде. Мать была единственной молодой женщиной, которая одна ехала в этом поезде. Она была, кроме того, единственной, кто приехал с сумкой. Все остальные выходили из вагонов с пустыми руками.

Юдифь отвели в помещение, которое раньше использовали как билетную кассу. Вдоль стен стояло несколько скамеек. Едва она успела сесть, как ее вызвали – самую первую. Она, по привычке, улыбнулась оставшимся и последовала за солдатами. Они шли по глинистому вязкому полю, и мать несколько раз упала в своих туфлях с низкими каблуками. Машинально она протягивала руки, чтобы мужчина, шедший впереди, помог ей встать, но он продолжал идти не останавливаясь. Уверенная, что он просто не видел, как она падает, она окликнула его, удивившись звучанию собственного голоса. Она очень давно ни с кем не разговаривала, к ней никто не обращался, а сама она не осмеливалась это делать. Мужчина остановился, оглянулся, посмотрел на нее и пошел дальше. Пока она лишилась только самоуважения, но никто не лишил ее главного титула – звания врача. Что было бы хуже, она могла поспорить. Но она была умная женщина. Она просто сняла туфли, несмотря на холод, и пошла за человеком, который только что отнял у нее человеческое достоинство.

– Будьте так любезны, выключите радио. Спасибо.

Месье Каро откашлялся и отпил глоток воды. Он вел себя так, словно выступал с докладом. Словно читал записанное выступление.