В здании, расположенном в отдалении от других, ей снова пришлось сесть и ждать. Она вытерла слезы, чтобы они не замерзли у нее на щеках, и задумалась, нет ли у нее в сумке каких-то вещей, которые могли бы ей сейчас помочь. Наверное, можно воспользоваться марлевым бинтом. Человек, лишивший ее человеческого достоинства, стоял, прислонившись к двери, но, услышав из соседнего помещения шум, встрепенулся и вытянулся по стойке смирно, а когда дверь открылась, вскинул руку в нацистском приветствии. В комнату вошел невысокий полный человек с редкими волосами. Он посмотрел на Юдифь, на ее ноги, и приказал солдату принести теплые носки. Солдат повернулся и вышел. Полный мужчина отошел к своему столу в соседней комнате, оставив дверь открытой, но не сказав ни слова Юдифи.
Солдат вернулся с парой носков, похожих на белые футбольные гетры, и протянул их Юдифи. Она стянула с ног черные нейлоновые чулки и натянула принесенные гетры. Она даже попыталась надеть туфли, но гетры оказались слишком толстыми. Так, в одних носках, она и пошла к столу, куда ее позвал сидевший за ним человек. Только теперь она узнала, зачем ее сюда привезли. Она должна послужить своей стране. Ее привезли сюда как врача. Она была лучшим врачом в Мюнхене, а теперь, когда в городе осталось мало и немцев, и евреев, она должна поработать здесь. Она должна лечить все болезни, которые могут приключиться с людьми в лагере. Все зло и болезни здесь происходят от грязных евреев. Но она будет лечить не их, а немцев, которые заражаются от евреев. Так объяснил ей задачу человек за столом. Но ее привезли сюда не только потому, что она была лучшим в городе врачом, но и потому, что она очаровательная женщина, самая очаровательная, о какой только могут мечтать немецкие солдаты, а они должны иметь только лучших женщин. Моя мать не топнула ногой. Она вообще никогда этого не делала.
Месье Каро замолчал, а я задумалась о том, что он хотел сказать своей фразой, но прежде, чем пришла к какому-либо выводу, он продолжил: