У порога

— Ладно, не томите! — подхватил заразу нетерпения Афанасьев.

— В общем, допросили мы Мюллера по заветам его однофамильца, а из него столько всего повылезало! Вы меня знаете, товарищ Верховный, я многое чего повидал в жизни и меня мало чем можно удивить.

— Короче, — поторопил его Афанасьев.

— Но даже меня, со всем моим опытом оторопь взяла. Такого масштабного воровства, взяточничества, да и просто откровенного предательства, которое вскрылось, я бы не взялся предположить ещё пару месяцев назад. Замешаны и запачканы почти все, кого ни коснись.

— Не понимаю, чему вы так удивляетесь? — не проявил эмоций Верховный. — Пора бы уж и привыкнуть к тому, что абсолютно «чистых» давно уже пора показывать в зоопарках, как представителей фауны, занесенных в «красную книгу». Тут ведь главное, что? Главное, в процессе расследования, не выйти на самого себя, — процитировал он фразу, принадлежащую, по слухам, самому Лаврентию Палычу.

— Я удивляюсь не масштабам, а тому, как при всём этом Россия-матушка всё ещё жива. Осталось ли у неё за душой, хоть что-нибудь — не украденное и не изгвазданное в дерьме, — пожаловался Тучков.

— Вы закончили с его допросом? — спросил Афанасьев, не обращая внимания на панические завывания жандарма.

— Да какой там?! — возмутился он. — Память любого негодяя, а тем более такого матерого — это такая бездонная кладовая, из которой черпать и не вычерпать до конца. Сейчас он отдыхает, завтра с утречка его малость подрихтуем для заседания Правления, а после обеда продолжим.

— Слишком-то не увлекайтесь, а то сердчишко у него не выдержит и подохнет раньше времени, — наставительно произнес диктатор.

— В этом деле, прошу меня не учить. Сами с усами, — обиделся Николай Павлович.

— Не обижайтесь, Николай Палыч, — примирительно произнес Афанасьев. — Я нисколько не сомневаюсь в вашем личном профессионализме, просто опасаюсь того, что его могут попытаться устранить руками ваших людей те, кто заинтересован в его молчании.

— Будьте покойны, товарищ Верховный! За тех, кто занимается его персональным делом, я готов ручаться не только своей должностью и головой, но и честью дворянина в одиннадцатом колене, — с ноткой пафоса выговорил Тучков, не любивший ни перед кем подчеркивать свой природный аристократизм.

— Верю, — коротко подтвердил его слова Верховный. — Продолжайте с ним работать. Но звоню я вам отнюдь не по этому делу, — подпустил он в голос долю интриги.

— Ого! Что-то ещё наклевывается?! — проявил Николай Павлович свое профессиональное чутьё.

— Да. У меня к вам будет еще одна просьба. Если стоите, то сразу сядьте, а то упадете.

— Уже сижу, — жадно подхватил слова Верховного Тучков, словно охотничья собака, взявшая след.

— Вам нужно немедленно, до трех, максимум до четырех часов пополуночи произвести одновременный арест Председателя Правления ПАО «Русойл» гражданина Чечина и всех, я подчеркиваю, всех бывших руководителей Росимущества, со времен правления Борьки-пьяницы. Задержание и арест производить максимально жестко. И я не стану на вас сердиться, если невольными свидетелями всего этого станут журналисты, включая и зарубежных. Вы меня хорошо поняли?

— Есть, произвести задержание и арест! — с щенячьим восторгом едва не взвизгнул генерал-полковник.

Занимая пост Председателя Комитета Государственной Безопасности, Тучков обладал поистине высочайшим интеллектом и феноменальной интуицией. Он сразу догадался, что подобная идея просто так не могла зародиться в мозгу у неглупого, но не слишком изощренного в подобных делишках бывшего генерала бронетанковых войск.

— Ай, да, Глазырев! Ай, да, сукин сын! Руку даю на отсечение, что это его идея! Когда мы с вами договаривались о координации действий по делу Мюллера, я то думал, что он просто хочет обесценить акции ТЭКа, попавшие в руки иностранцев! А теперь понимаю, что он, вообще, хочет обрушить все рынки! Ну, чертяка! Я бы никогда не рискнул пойти на такое! — принялся фонтанировать восторженными эпитетами чекист, в адрес министра.

— Ну, зачем же сразу руку? Поберегите ваши конечности. Они еще должны сослужить службу Отечеству, — скромно подправил неистового кэгэбэшника Афанасьев. — Так что, будьте любезны, поторопитесь, пожалуйста. До открытия Токийской биржи осталось не так уж и много времени.

— Есть! Бегу! — радостно кинул тот в трубку и моментально отключился.

— Надо же, как мало надо человеку для полного счастья? — тихо проронил Валерий Васильевич в ответ на короткие гудки коммуникатора.

Воровато оглянувшись на чуть приоткрытую дверь кабинета, в опасении того, что сейчас может появиться на пороге раздосадованная молодая женщина, Валерий Васильевич опять стал набирать на коммуникаторе какой-то номер. На этот раз ответа пришлось ждать гораздо дольше. Огорченный диктатор, хотел, уж было, прекратить настойчивую попытку связаться с абонентом, как тот все же соизволил взять трубку:

— Слушаю вас, товарищ Верховный, — сумрачно откликнулся на звонок руководитель внешней разведки.