У порога великой тайны

Были во времена Соссюра и такие натуралисты, которые еще придерживались водной теории питания растений, берущей свое начало от Ван-Гельмонта. Утверждалось, что некая «жизненная сила» будто бы сотворяет из воды и воздуха все необходимое растению. По поводу таких идей Соссюр говорил, что они так же мало основательны, как идея алхимиков о добывании золота из веществ, которые его совершенно не содержат.

Казалось, что книга Соссюра «Химические исследования растений» навсегда опровергла старые теории и средневековые предрассудки. Ведь опыты Соссюра были настолько просты, ясны, убедительны, что в них нельзя было не поверить.

Но вот прошло почти сорок лет со дня выхода «Химических исследований растений». И однажды престарелый Соссюр, давно уже живший затворником в деревне, перелистывая новые труды по естествознанию, присланные ему из Женевы, с изумлением прочел: «Вполне установлено, что растения не питаются углекислым газом атмосферы своими зелеными листьями».

Это писал не случайный человек, не «ловец бабочек», как именовал натуралистов-любителей Соссюра, а крупный немецкий ботаник. Соссюр грустно усмехнулся, прочитав эти строки. Ему припомнился отец, который взошел на Монблан и так гордился этим. Ну, а он, Теодор, достиг ли своей вершины? Едва ли… Где она, в науке, эта вершина? Кто ее видит?

Лучи — в запас

Трехмачтовый голландский корабль «Ява» шел из Роттердама в Индонезию. Северное море встретило судно крепким ветром. Матросы проворно брали рифы, изредка косясь на широколицего молодого человека, упорно торчащего наверху без дела в такую дурную погоду. Цепляется одной рукой за штормовой леер, а другой очки придерживает — спал бы лучше внизу. Чувствует и молодой человек, что пора уходить — не любит он попадать в смешные положения. Но не оторваться ему от белых гребней, с которых ветер срывает пену и стелет, и стелет ее белыми полосами по склону волны…

Все идет и так и совсем не так, как виделось в мечтах этому очкастому — сыну аптекаря из Хейльбронна Роберту Майеру. В гимназические годы он жадно глотал книги о великих путешествиях: кто этим не переболел! Что с того, что от Хейльбронна до моря сотни миль.

Крылья воображения легки и быстры, на них можно унестись и в глубины Азии, и в Новый Свет, и на острова Зеленого Мыса, и в Индонезию… А наутро, придя в класс, получаешь свое «плохо» или «весьма умеренно» по-латыни и греческому.

Привлекало ли Роберта что-нибудь, кроме дальних стран? Да, физика, химия, математика, родной язык. Он часами копался в приборах и реактивах, которыми полна была задняя комната отцовской аптеки. Насмотревшись на мельницы и фабрики — их много было на реке Неккар близ Хейльбронна, — он мастерил водяные колеса, пытаясь пристроить к ним нечто вроде вечного двигателя. Он много читал, и речь его была свободна, образна. Писал он ясно, легко. А в классе шел последним или предпоследним учеником из-за древних языков. Потом отец, по каким-то причинам, перевел Роберта из гимназии в духовную семинарию. Окончив ее, Роберт поступил в Тюбингенский университет, на медицинское отделение, вопреки своим неладам с латынью.

С Майером нелегко было сдружиться, он редко с кем сходился близко. Многих отпугивала необычность его суждений.

В университете Роберт вступил в студенческий кружок «Вестфалия» — обычный студенческий кружок, где произносились горячие речи о свободе личности, где пили пиво и вели споры о мироздании. Но власти боялись и тени свободомыслия — участников кружка, на всякий случай, усадили в тюрьму. Майер применил единственно доступный в тюремной камере способ борьбы с произволом: отказался принимать пищу. На пятый день врач предупредил тюремное начальство, что студенту угрожает голодная смерть. Майера выпустили, отдав под домашний арест, а затем выгнали вон из университета…

Тюбингенские профессора едва ли сердечнее полицейских. Майер еще натерпится от них. Они даже мертвого не оставят его в покое, когда полиция уже и думать о нем забудет…

Майер уехал доучиваться в Мюнхен, но тамошний университет ему не понравился, и он перебрался в Вену, где и закончил курс медицины. Экзамены он сдавал все же в Тюбингене, куда ему разрешили вернуться в начале 1838 года. Чтобы получить врачебный диплом, надо было еще защитить диссертацию.

И вот Майер — дипломированный врач. Но не хочет он быть жалким докторишкой у себя на родине, где столько конкурентов, где надо изворачиваться, прикидываться всезнающим, благомыслящим, чтобы к тебе шли обыватели. Чего же он хочет, этот Роберт, столь не похожий на других? Попасть на Яву — вот, оказывается, чего он хочет!

Родители негодуют. Отец — потому, что не терпит легкомыслия, мать — потому, что боится кораблекрушений и тропической лихорадки (откуда ей знать, что климат на Яве благодатный?).