— Ну, чего молчишь?! — недовольно бросает Айгюль. — Берёшь или нет?
— Беру, — тоже недовольно отвечаю я.
А выбора, собственно, и нет.
— Передача там же, где и в прошлый раз. Подъедете, встретите, разгрузитесь и всё. Пароль: привет от Арутюна Ивановича.
— Ты сам поедешь?
— Возможно, — отвечаю я.
— Тогда и пароль не нужен будет.
— Постараюсь быть примерно через час-полтора, — говорю я и бросаю трубку.
Твою дивизию! Ну кто так строит! Организация отвратительная!
— Паш, собирайся, сейчас двинем, — бросаю я и накручиваю номер Скачкова.
— Алло, — отвечает он. — Скачков слушает.
— Виталий Тимурович, это я.
— Не сомневался, — отвечает он. — Если ты лёг вовремя в постель, значит позвонит Брагин. Тут и к бабке не ходи. Чего опять?
— Груз пришёл.
— Твою мать! Егор, ты чё, с головой вообще не дружишь?! Кто так делает? Ты же говорил, через два-три дня!
— Приехали раньше. Хорошо, я сам не уехал, я же увольняться собирался. Я так понимаю, какой-то форс-мажор.
— Сплошной до-мажор! — с чувством произносит Скачков.
— Через пятнадцать-двадцать минут у вас.
— Понял тебя, — зло отвечает он после небольшой паузы.
Вот так и крутимся, да?
— Павел, погнали!
— Наташ, — как можно более мягко говорю я, — на два часика отъеду. Миша, возьми кого-то из парней из охраны и проводите Наталью в мой номер. Наташ, дождись, я приеду и мы спокойно договорим. Или, если ты уснёшь, поговорим рано утром. Извини, правда, не ехать не могу. Скорее солнце налетит на Землю, чем я сейчас не поеду.
Я наклоняюсь и чмокаю её в щёку. Она ничего не отвечает и только кивает, низко опустив голову. От этого по её тяжёлым каштановым волосам, ставшим в последнее время довольно длинными, прокатывается густая волна.
Мы заезжаем за Скачковым и несёмся в Дьяково.
— Егор, — продолжает злиться Скачков. — Херовая работа. Значит, надо менять партнёров. Так работать, не знаю. Думай, что делать, но так работать нельзя. Мы совершенно не готовы. Куда это всё сгружать вообще? Посреди двора ящики поставим?
— Больше некуда.
— Ну, охрененная идея! А потом как перевозить будем? Где машину брать, в ДОСААФе? Чтобы все знали, что у нас, сколько, откуда и куда?
— Мы сейчас поменять ничего не можем, так? — спокойно отвечаю я. — Значит, будем приспосабливаться к текущей ситуации, правильно? Правильно.
— Нихера не правильно! А соседи что скажут на то, что посреди ночи два или три здоровенных грузовика у нас будут разгружаться? Стуканут, куда следует, а тем и делать ничего не придётся. Подойдут, в щёлочку одним глазком посмотрят и всё, айда за ордером. Всех в острог, а некоторых, особо циничных, ещё и к стенке.
Злится. Да что толку, я тоже злюсь. Правильно он говорит, да только как этим всем можно машину разгрузить. Или две. Ясно, что там помимо нашего груза будет куча всего другого, поэтому наши пушки и бомбы будут распределены по нескольким бортам. Ладно.
В свете фонарей крупные и частые снежинки летят нам навстречу, как звёзды навстречу звездолёту. Все мы здесь просто отроки во вселенной…
Мы заезжаем в белое, засыпанное снегом Дьяково, забираем обоих бойцов, вооружаемся и дальше летим на загруженной под завязку машине. Скачков восседает на переднем сиденье, а я с парнями теснюсь сзади. Мы несёмся в сторону совхоза имени Ленина. Там на дальней площадке у складов нас ждут грузовики.
Возьмём их, проедем по шоссе Кирова до нашего штаба и разгрузимся. А через пару дней перевезём всё в бункер, подготовленный Скачковым. Работа пустяк, делать нечего. Начать, да кончить, как говорится…
Валит снег, фуры стоят с выключенными фарами, так что сначала мы проскакиваем мимо.
— Паш, погоди, — говорю я, — вроде там было что-то, давай развернёмся.
— Уж два раза тут проезжали, — бурчит тренер. — Организация, мать твою за ногу… Не помните, где в прошлый раз встречались?
Нам приходится съехать на второстепенную дорогу и, сделав небольшой крюк подъехать к тёмным ангарам складов за высокой бетонной оградой. В свете фар появляются два «Камаза»-дальномера, занесённые снегом.
— Ё* вашу матерь! — ругается Скачков. — Как на этом к дому подъезжать?
Хреново подъезжать, как ещё, но что делать-то? Подъезжать ведь надо, значит будем подъезжать.
— Скажут, раньше в Ташкенте жили, вот вещи перевезли, — отвечаю я. — Номера узбекские, никто не будет привязываться. Выходи, Семён. Паша, сиди за рулём.
Мы останавливаемся на почтительном расстоянии от «Камазов», с краю площадки, под углом и освещаем их светом фар. Семён, крепкий бычок, сидящий у двери с другой стороны сиденья, открывает дверь и выходит под крупные хлопья снега. Я тоже. Погодка блеск. Мы идём к грузовикам.
— Э! — раздаётся предостерегающий голос с лёгкими акцентом. — Свет выключи! Кто такие?
— От Арутюна Иваныча мы! — кричу я. — Паш, выключи свет, ребята недовольны.
Пашка выключает. От машины отделяются несколько фигур, засыпанных снегом. Они включают фонарики и их лучи подскакивают и дёргаются, обшаривая нашу машину и нас самих.
— Брагин, ты что ли? — раздаётся женский голос. — Сам пожаловал?
— Назовись, — говорю я, хотя уже и так слышу, что это царь-девица.
— Угадай, — смеётся она.
— Привет, Рекс.