У последней черты

Мы кладём царь-девицу на задний диван, а Пашку усаживаем на кресло переднего пассажира, до предела опустив спинку. В караване оказывается ещё четверо выживших. Это водители. Они трясутся, как осиновые листья, но Тимурыч быстро приводит их в чувство тумаками и удивительным красноречием.

Он с Семёном и вторым парнем, Шуриком рассаживаются по грузовикам. Оказывается за ними, спрятанный от дороги, имеется ещё «москвичонок». В общем, они рассаживаются по машинам, и все мы выезжаем на шоссе.

Я еду вперёд, а они за мной. Ждать их я не собираюсь, еду так быстро, как могу. Скользко, особо не разгонишься, конечно, но я тороплюсь. У меня каждая секунда на счету. Еду-еду-еду и тут, как назло, ну, собственно, иначе и быть не могло, на дорогу выскакивает занесённый снегом гаишник и машет своей палкой.

Ночь! Чего тебе надо?!

Хер! Не остановлюсь. Буду лететь вперёд пока меня не перехватят кагэбэшники Де Ниро. Но он, как чувствует, выскакивает на середину дороги. Ну что за козёл! Твою дивизию! Приходится притормозить. Я останавливаюсь.

Пофиг. Он подойдёт с моей стороны, а я открою окно, а сам дам по газам. План огонь. Главное, чтоб из боковой улочки они не успели выкатить мне под колёса свою «копейку». Блин, стартануть тоже надо аккуратненько, чтобы не забуксовать и не начать шлифовать засыпанное снегом полотно.

Гаишник, кивает, будто рыцарь поправляющий шлем перед боем, и идёт ко мне. Хоть бы дыры от пуль не заметил, а то начнёт сразу подмогу звать, тогда точно хрен от него вырвешься. У меня ещё два почти что трупа в тачке. Кровь и запах крови.

Видишь же, спецтранспорт с антенной, куда прёшь? Он уже почти доходит до меня, как вдруг останавливается и оборачивается назад, к своим коллегам.

— Чего? — кричит он, внимательно слушает ответ, бросает на меня полный сожаления взгляд и, подорвавшись с места, бежит к своим.

Интересное кино. Он заскакивает в машину, она тут же срывается с места, и врубив мигалку и сирену, уносится туда, откуда я только что приехал. В зеркале заднего вида я вижу приближающиеся «Камазы». Ну что же, пронесло. На этот раз.

Я жму по газам и лечу вперёд. Дашка Рекс стонет, а вот Пашка не проявляет ни малейших признаков жизни…

Что я скажу твоим домашним
Как встану я перед вдовой?
Неужто клясться днём вчерашним?
Неужто клясться днём вчерашним?
Неужто клясться днём вчерашним…

Заткнись, Булат Шалвович, очень прошу, заткнись, пожалуйста…

Минут через десять дорогу перекрывают две чёрные «Волги» с маячками. Они просто выходят на меня лоб в лоб, и я довольно резко останавливаюсь. Задницу заносит и я едва не втыкаюсь в этих красавчиков.

— Фамилия! — требует человек в штатском, заглядывая в окно и охватывая взглядом безжизненную и жуткую картину, царящую у меня здесь.

— Брагин.

— Следуйте за машиной, — командует он. — Вторая поедет за вами.

Я киваю. Они шустро разворачиваются и мы едем дальше. Теперь уже не едем, а несёмся, летим на всех парах. Редкие ночные водители расступаются, разлетаются, разбегаются перед нашим чёрным кортежем, они будто чувствуют, что это поезд смерти.

В госпитале, в том же, котором я уже бывал раньше, всё происходит, как в кино, за исключением, может быть, излишнего ажиотажа. Тела быстро укладывают на каталку и везут в операционную.

Я сажусь в приёмном покое и закрываю глаза.

— С вами всё хорошо? — раздаётся участливый милый голос.

Открываю глаза и вижу молоденькую сестричку. Ночная смена, красные глаза, морщинка на лбу. Спасибо, милая, я в порядке.

— Да, — вздыхаю я. — Спасибо. Устал.

— Хотите кофе?

— Серьёзно? Кофе?

— Да, — кивает она без тени улыбки. — Я себе только что сварила, но там и вам хватит.

— Очень хочу, — говорю я. — Очень.

Она приносит мне большую кружку.

— Не знаете, что там? — спрашиваю я, кивая в сторону, куда увезли ребят.

— Операция. Приехали ещё хирурги, помимо дежурной смены. Их заранее вызвали. Не волнуйтесь, они сделают всё, что будет в их силах…

Да, не сомневаюсь. Только я волнуюсь не о том, что они не все свои способности и силы используют, а о том, что этого может оказаться недостаточно.

— У вас точно нет никакой информации из операционной? — спрашиваю я.

— Нет, — печально пожимает она плечами. — Я думаю, информация нескоро будет, если…

Если всё не слишком худо, да?

— Хотите, вы прилягте здесь, — участливо говорит она. — А я вас разбужу, как что-то прояснится. Или, ещё лучше, поезжайте домой. Оставьте телефон и я или другая сестра вам позвоним и сообщим.

— Спасибо, — благодарно киваю я. — Как вас зовут, милая?

— Аня, — отвечает она, чуть смутившись.

— Спасибо вам, Аня. Вы большая молодец. Правда, спасибо.

Я оставляю свой телефон и беру номер отделения, а потом выхожу на крыльцо. Снег стал мелким и редким, будто скрыв следы ночной битвы, он посчитал, что дело сделано и пошёл на убыль.