У птенцов подрастают крылья

Все это я рассмотрел не сразу, так как сам Ходак и то, что его окружало, было окутано, как сизой тучей, густым махорочным дымом. На наш приход он не обратил никакого внимания, продолжая свою работу.

— Вали на стол! — скомандовал Миша.

Я покорно положил туда и еду, и одежду.

— Ну, а теперь разберемся. — И Миша быстро перебрал все мое одеяние.

— Никуда не годится, — авторитетно заявил он. — Эту муру мы дома оставим. Я дам тебе папанькину свитку. И нести легко, и ночью укрыться можно, если под утро захолодает. Так, а теперь провиант проверим. Куда ж хлеба-то столько! А сахару, пожалуй, целый фунт, и масло, и колбаса, и котлеты еще! Э, брат, да ты, видать, на неделю собрался.

— Разве я виноват, — оправдывался я, — это все мама, я ж говорил ей…

— Не беда, не беда, — ободрял Миша, — сейчас, что надо, соберем.

В это время в комнату вошла очень толстая пожилая женщина.

— Ба-а-а! А у нас гости. Вот не ждала-то! — густым басом заговорила она.

— Это мама моя, Матрена Ивановна. А это Юрка, докторов сынок, — познакомил нас Миша.

— Ну, здравствуй, здравствуй, орел, — приветствовала меня Мишина мама. — С твоим папашей знакомство давно имею, — ласково продолжала она. — От поясницы меня лечил. Вот только не вылечил, ну да не его в том вина, на все воля божья. А человек он хороший, обходительный человек.

Матрена Ивановна подошла к столу и увидела разложенные на нем припасы. От изумления она даже руками всплеснула.

— Что ж это такое, почитай, целый магазин приехал!

Миша объяснил, в чем дело. Он отобрал немного еды, сунул ее в свой заплечный мешок.

— А остальное куда девать? Может, назад к тебе отнесем?

— Ни за что, — испугался я, — мама рассердится, совсем не пустит.

— Да что толковать об этом, — вмешалась Матрена Ивановна, — не возьмете — нам с отцом останется. Отец, отец, — громогласно позвала она, — да будет тебе стучать-то! Подь сюда, глянь-ка, какую закуску нам господь послал. Беги скорей за вином!

От этих слов старый Ходак сразу оживился. Он отшвырнул в сторону сапог и, вытирая руки о грязный фартук, тоже подошел к столу.

 ^{— Ба-а-а! А у нас гости. Вот не ждала-то! — густым басом заговорила Матрена Ивановна.}

— Наше вам, — поздоровался он со мной, протягивая руку. — Тимофей Иванович Ходаков, а по прозвищу — Тимошка Ходак, — отрекомендовался он.

— А это докторов сынок, — представила меня Матрена Ивановна.

— Оченно приятно, — ответил Тимофей Иванович, с улыбкой глядя не на меня, а на стол. — Вот это специя! — радостно заявил он. — Под этакое угощение ставь на стол попа с попадьей, меньше никак нельзя.

— Какого попа? — спросил я потихоньку у Миши.

— Это папанька бутылку водки попом зовет, — пояснил Миша. — Две бутылки — поп с попадьей.

— Беги, беги, отец, — охотно согласилась Матрена Ивановна, — раз уж такой случай вышел, зря прохлаждаться нечего. А ты, соколик, компанию нам составишь? — спросила она меня.

— Нет, спасибо, — отказался я. — Понимаете, я не пью, то есть водки не пью, а сладкое иногда, когда гости бывают…

— А рыбу ловишь? — с усмешкой спросила Матрена Ивановна.

— Ловлю, очень люблю ловить.

— Такой же непутевый, как наш Мишка, — махнула она рукой. — Вот и дружки будете. — Она с укоризной посмотрела на нас. — На что бы лучше в приятной компании посидеть с винцом да с закусочкой. А они на речку, к пиявкам, к лягушкам в гости. — Матрена Ивановна неодобрительно покачала головой, оторвала кусок старой газеты, насыпала туда махорки и задымила толстенной цигаркой. — Одно слово — непутевые, — решительно закончила она.

— Ладно, мать, всякому свое, — примирительно отозвался Миша. — Пойдем, Юрка, на волю. Такой дымище распустила, ажно дух захватывает.

Я был очень рад выбраться на свежий воздух.

— Постой, брат, да на тебе, никак, сапоги? — остановил меня в дверях Миша. — Куда ж ты в них летом потащишься, скидывай скорей.

— Пускай тяжелые, я босиком не могу, — запротестовал я.

— Зачем же босиком, а это на что? — И Миша кивнул в сторону груды сапожного хлама. — Моментом выберем, какие по ноге.

— Но ведь это чужие, в починку даны!

— Ну и что ж, что в починку, за один раз не порвешь. А порвешь — все одно латать. Заплатой меньше ай больше — толк один.

И вот я мигом преобразился: на ногах вместо тяжелых сапог какие-то невесомые опорки; за плечами вместо курток, плащей драная, но очень легкая свитка; в руках удочки, и больше ничего. Какое счастье!

Мы с Мишей тронулись в путь. Я опасался только одного: как бы не встретить кого-нибудь из маминых знакомых. Но все обошлось благополучно. Мы выбрались из города и бодро зашагали по умятой тропинке через поля, перелески, верст за восемь от города, в село Бредихино, к месту нашей рыбалки.

НА РЫБАЛКЕ