Мама и Михалыч, глядя на мой дикий восторг, только добродушно улыбались. Пожалуй, лучше их понимал меня Джек. Ружье! Еще одно ружье! Ну теперь-то, уж конечно, сейчас же идем на охоту. От радости Джек подпрыгнул, вскочил на стул, со стула на диван, потом закружился со мной по комнате, оглушительно лая.
Прибежала из кухни тетка Дарья. Я бросился показывать ей свое ружье. На этот раз она совсем не рассердилась на нас с Джеком за такой шум, а только, улыбаясь, покачала головой.
— Ах, баловник, ну теперича всех уток, всех гусей перебьешь, теперича они держись…
Подарок был не только от мамы, но, конечно, и от Михалыча. Я принялся его упрекать, как же он раньше ничего мне не сказал, даже не намекнул ничуточки.
— Да я и сам ничего не знал, — оправдывался Михалыч, плутовато улыбаясь, и тут же серьезно прибавил: — Не в этом, брат, дело. Теперь не до расспросов, кто что знал. Нужно спешно патроны набивать, ведь мое ружье двенадцатого калибра, а твое — двадцать четвертого, то есть ровно вдвое меньше. И патроны к нему совсем другие. Живо, живо, дружище, за работу!
И работа вновь закипела.
А поздно вечером, уже ложась в кровать, я каждый раз перед сном с любовью оглядывал висевшее надо мной на стене мое собственное ружье, последний раз перед сном гладил рукой его отполированное холодноватое ложе и желал ему «спокойной ночи».
Засыпая, я с наслаждением думал, что теперь я уже самый настоящий охотник.
НА ОХОТЕ
На открытие охоты поехали мы с Михалычем утром, не очень рано.
Михалыч не любил без особой необходимости вставать, как он говорил, чем свет. А мне хотелось ехать попозже, чтобы на улице было больше народу, чтобы все видели, что я настоящий охотник, еду в болотных сапогах и с собственным ружьем.
Пока мы проезжали по городу, мальчики, игравшие у ворот в «бабки», завидя нас, кричали: «Охотники, охотники едут!» И бежали следом за нашей тележкой.
С каким наслаждением я вслушивался в эти радостные крики: «Охотники!» Именно не «охотник», а «охотники»!
— Гляди, гляди, — орали ребятишки, — и собака рядом в тележке сидит!
Джек добродушно поглядывал на мальчишек, но особого интереса к ним не проявлял. Он был серьезен: наверное, обдумывал план предстоящей охоты.
И вот мы уже на знакомой Выползовской мельнице.
Белый, весь в муке, работник Силантий приветствует нас как старых, добрых друзей.
— А надысь две утки дикие здесь плавали, — говорит он. — Так с нашими домашними и гуляют. Никуда от них уплывать не хотят.
— Посмотрим, посмотрим! — кивнул Михалыч. — Может, их и найдем и подстрелим.
— Беспременно подстрелите, — уверенно отвечает Силантий.
Он забирает нашу лошадь, отводит на мельничный двор. А мы отправляемся на болото.
Сколько раз я уже ходил по нему вместе с Михалычем! Но сегодня я на нем будто впервые. Ведь сегодня я настоящий охотник, в руках у меня ружье.
— Иди рядом, не отставай, — говорит Михалыч, — ружье держи вверх стволами, а то невзначай упадешь — Джека подстрелить можешь.
Я в точности выполняю все эти указания.
Слегка увязая в тине, мы пробираемся между кочками, поросшими осокой. Джек бежит впереди нас. Он ищет «челноком», то есть бегает то в одну, то в другую сторону. Он ищет очень старательно, но, увы, без толку: в болоте дичи нет. Мы огибаем пригорок. Впереди теперь видно все болото до самого конца, до лесочка Кулиги. Причина нашей неудачи сразу же выясняется. У самой Кулиги пасется стадо коров. Оно прошло только что перед нами по всему болоту и распугало дичь.
— Не повезло, — с досадой говорит Михалыч. — Птица, правда, коров не очень-то боится, разлетелась по сторонам, а потом опять на старое место уберется, но все-таки неважное дело.
Без всякой надежды найти дичь мы идем вслед за коровами к Кулиге. Там у нас обычное место отдыха — под кустами орешника возле родника.
— Отдохнем, закусим, водички напьемся да и поразмыслим, что дальше делать, — говорит Михалыч.
Джек, видимо тоже потерявший всякую надежду отыскать дичь, бегает то вправо, то влево, но как-то вяло, будто выполняя давным-давно надоевшую бессмысленную обязанность.
Пробегая мимо одной из болотных кочек, он задевает за нее лапой, спотыкается да так и замирает, припав к земле. В тот же миг из-под кочки с каким-то кряхтением взлетает тяжелый дупель и медленно летит над болотом. Все это случается так неожиданно, что я даже не успеваю в него прицелиться. Михалыч успевает, но впопыхах стреляет раз, другой мимо. Вот дупель и скрылся за пригорком, улетел.
Мы остановились, как громом пораженные неожиданностью.
— Упустить, такую дичь упустить! — наконец простонал Михалыч. — Прямо из рук упустили.
Джек тоже, видимо, понял, что сплоховал, учуял дичь, только когда чуть ногой на нее не наступил. После такой оплошности он начал искать очень усердно. Мы с Михалычем тоже держали ружья наготове, но, увы, такая возможность — убить дупеля — бывает не часто. Мы обшарили все болото и ничего не нашли.
Огорченные и немного усталые, подошли мы к Кулиге, уселись в тень знакомых ореховых кустов.