У птенцов подрастают крылья

Мы поужинали и пошли спать. Раздеваясь, Сережа подмигнул мне:

— Ну, и какие же вы занятия наметили на ближайшие дни: историю или географию?..

— А вот где ты-то меня искал? — в свою очередь, поинтересовался я. — Всю школу обегал, и двор, и сад — нигде тебя не нашел.

— Ищи ветра в поле, — тряхнул головой Сережа, — где был, там меня уже нет.

— Давай хоть на следующий раз условимся, где друг друга будем ждать, — сказал я, — а то мама спрашивает, куда ты девался, а я и не знаю, что ей отвечать.

— Это можно, — согласился Сережа, — наметим, так сказать, место и время для дружеских встреч. Что ж, я это вполне приветствую.

Мы разделись, легли в постели, но я не мог да и не хотел заснуть. Ведь самое главное нужно было придумать — живые картины.

Я стал перебирать в голове разные книги, которые читал. Некрасова «Коробейники»… Как лесник их убивает. Нет, для живой картины неинтересно. А «Мороз, Красный нос»? Вот это лучше. Поставить картину, как Мороз разговаривает с Дарьей и замораживает ее. Это здорово! Только сумеет ли Толя нарисовать зимний лес, чтобы все было и красиво, и торжественно, и страшно. Можно еще представить, как дед Мазай везет по разливу зайцев. Очень интересно! Да только опять дело за Толей. И крестьянские дети совсем неплохо. Нарядить кого-нибудь из ребят Некрасовым. Ружье у меня есть самое настоящее. Часы золотые попросим у Михалыча. И «Пиратка» самый настоящий есть — наш Джек. Михалыч, конечно, разрешит его на один вечер приспособить в качестве актера. Если я буду изображать Некрасова, он отлично будет меня слушаться и никому не разрешит трогать ружье или вообще что-нибудь из моих вещей. Все выйдет очень здорово.

Придумывая живые картины к будущему вечеру, я заснул только под утро, так что мама еле-еле меня добудилась.

«Пора идти в школу», — мрачно подумал я в полусне. Но тут же вспомнил — в какую школу! И в один миг вскочил с постели.

ИСКУССТВО — ВЕЛИКАЯ ВЕЩЬ

Когда мы пришли в училище, там царил такой же галдеж, как и в первый день. Все толкались в коридоре, в пустых классах, не зная, что делать, чем заняться.

Мне хотелось поскорей разыскать моих новых приятелей — членов творческой комиссии — и поделиться с ними тем, что я придумал ночью. Но я не успел этого сделать. Неожиданно зазвонил колокольчик — все шумной гурьбой повалили в класс.

Опять пришел к нам все тот же Николай Николаевич и сказал, что нас разделят на классы согласно тому, в каком мы до этого учились.

— Уууу! — как завывание ветра в трубе, пронеслось по комнате разочарованное гудение.

Значит, снова ученье, а мы-то думали, что опять поедем в лес заготовлять дрова или займемся еще чем-нибудь интересным.

В класс пришло еще двое учителей; нас стали расспрашивать, кто где учился. Когда очередь дошла до меня, я сказал, что выдержал весной экзамен в пятый класс реального училища. Учитель записал меня в соответствующий список. Сережа попал на класс старше.

Когда всех нас разделили, нам предложили разойтись по разным классам. Нам досталась чудесная комната — просторная, светлая, окна выходили на школьный двор, весь зеленый, поросший травою.

Мы шумно и весело расселись по партам. На каждой парте два человека. Со мной рядом сел мой новый приятель — член творческой комиссии — Лева.

Я тут же собрался рассказать ему, какие картины я придумал ночью, но Лева не захотел слушать.

— О картинах потом поговорим, — деловито ответил он, — а сейчас давай послушаем, что нам учитель расскажет.

Такой ответ меня сразу расхолодил. «Ну и сосед мне попался», — недовольно подумал я, но ничего не возразил.

В это время дверь в класс отворилась, и вошел учитель. Мы встали с места, поздоровались. Учитель был молодой и немножко странноватый на вид, с длинными, до плеч, волосами и не в форменном сюртуке, а в какой-то широкой блузе без пояса.

— Верно, регент, петь обучать будет, — шепнул мне Лева.

В руках у учителя была огромная папка — конечно, ноты. Он положил ее на стол и обратился к нам:

— Ну, давайте познакомимся. Зовут меня Николай Дмитриевич.

— Еще один Николай, — шепнул я Леве, — верно, все учителя у них Николаи.