У радости тысяча имен

Примечание. Этот диалог и следующие три, с которыми вы познакомитесь дальше, имели место перед аудиторией, состоящей примерно из 350 человек. Каждый человек, сидящий перед Кейти на сцене, заполнил вопросник Осуди-Своего-Ближнего согласно следующей инструкции: «Заполните предлагаемую вам форму. Пишитеоче-ловеке, которого вы еще не простили на все сто процентов. Но пока ничего не пишите о себе. Старайтесь использовать короткие, простые предложения. Пожалуйста, не контролируйте себя — будьте таким же осуждающим и придирчивым, как обычно. И не старайтесь казаться духовным или добрым». В ответах Кейти четыре вопроса и приглашение к развороту напечатаны жирным шрифтом. (Форма вопросника и инструкции по выполнению Работы даются в Приложении.)

Первое впечатление от Работы, в качестве читателя или зрителя, может быть неприятным и даже тревожным. Кейти видит каждого человека свободным, и ее глубокое сострадание, не знающее жалости, часто кажется жестким тем, кто привык жалеть других и себя. «Я — ваше сердце, — говорит Кейти. — Я — глубина, которой вы не ощущаете в себе, потому что ваши убеждения перекрывают путь к ней. Я — это вы по другую сторону исследования. Я — голос, который вы не слышите внутри себя. Поэтому я и стою здесь, перед вами — хотя на самом деле нахожусь внутри вас».

Хорошо, если вы будете помнить, что все участники процесса — Кейти, человек, выполняющий с ней Работу, и аудитория — преследуют одну и ту же цель: докопаться до истины. Даже если Кейти иногда и кажется по отношению к кому-то бесчувственной, углубляясь в процесс исследования, вы начинаете понимать, что она никогда не смеется над человеком, который страдает, она смеется над мыслями, причиняющими страдания.

Вы также заметите, что Кейти очень свободно используете своей речи ласковые обращения. Некоторых людей (особенно жителей Нью-Йорка) это раздражает. Одна из читательниц книги «Любить то, что есть» возмущалась: «Если бы мне захотелось увидеть женщину, которая называет каждого встречного "дорогой" или "милый", я могла бы пойти на стоянку грузовиков в Оклахоме». Ей эти ласковые обращения казались искусственными и неискренними; для Кейти они естественны и абсолютно искренни. Она любит каждого, с кем встречаегся.

Стивен Митчел

Питер (передавая Кейти свой вопросник): Я страдаю дислексией, поэтому, чтобы заполнить этот вопросник, мне пришлось прибегнуть к помощи друга. Он читал мне вопросы, а я диктовал ему свои ответы. Не могли бы вы сами прочитать мои ответы, которые он записал?

Кейти: Конечно. (Читает то, что написано в вопроснике.) Я очень злюсь оттого, что не могу читать и писать. Меня бесит моя дислексия, из-за нее мне трудно не только читать и писать, но также общаться, пользоваться Интернетом, электронной почтой, работать.

Питер: Особенно в современном мире.

Кейти: Да. Итак, «Вам нужно уметь читать и писать» — правда ли это? Питер: Да, чтобы общаться с кем-то, кто не рядом со мной в данный момент. Кейти: «Вам нужно уметь читать и писать» даже по этой причине — правда ли это? Питер (после короткой паузы): Нет. В конечном счете, нет.

Кейти: Сколько вам лет? Питер: Сорок три.

Кейти: Выходит, вы прекрасно обходились без этого

сорок три года. Питер: Не знаю, подходит ли в данном случае слово «прекрасно».

Кейти: Хорошо. Как себя чувствует ваше тело, когда вы не думаете об этом? Питер: Замечательно.

Кейти: Значит, когда вы не думаете об этом, с вам все в порядке?

Питер: Да. Тем не менее я прошел через всевозможные курсы и тренинги, пытаясь научиться читать и писать...

Кейти: «Вам нужно уметь читать и писать» — правда ли это?

Питер: Нет. Я хорошо обхожусь и без этого.

Кейти: Рада слышать. Почувствуйте это, милый. Сорок три года, если не считать этой мысли, вас все устраивало. У вас отличные ботинки.

Питер: Кстати, я сделал их сам. (Раздаются аплодисменты и свист)

Кейти: Люди, которые умеют читать и писать, не часто так здорово работают руками. (Смех в зале.)

Питер: Я знаю.

Кейти: Мы так любим читать и писать. (Снова слышен смех.)