У развалин

Она сдлала отчаянное усиліе, выплыла, крикнула; но голова ея закружилась — и она пошла ко дну…

Однако ея отчаянный, предсмертный крикъ былъ услышанъ. Тихимъ, но зловщимъ эхомъ повторился онъ у развалинъ, у открытаго окна, гд стоялъ Бобрищевъ, собираясь съ мыслями, ршая какъ же теперь быть… Бобрищевъ вздрогнулъ отъ охватившаго его смертнаго холода… узналъ ея голосъ… почувствовалъ послдній, безнадежный призывъ ея…

Онъ бросился въ домъ, сзывая людей, полный ужаса и отчаянія. Дмитрій Валерьянычъ, шатаясь, вышелъ изъ кабинета. Кинулись въ спальню, въ уборную — Сони нигд не было…

— Къ рк! къ рк! — озаренный страшной внезапной мыслью, кричалъ Бобрищевъ, — скорй… за мной!..

Только къ полдню удалось найти ея тло…

Она лежитъ неподвижная, холодная, влажная. По ней скользятъ и трепещутъ прощальные, безучастные лучи солнца. Дверь въ залу отворяется и твердой, спшной поступью, сдой, всклоченный, растерянный и страшный — входитъ Дмитрій Валерьянычъ. Онъ увидлъ ее — и вдругъ улыбнулся. Онъ подошелъ къ ней, взялъ ея руку.

— Ну, Соня, пора!.. все ужъ готово… вс вещи уложены… демъ!.. — говоритъ онъ и теребитъ ее за руку. — Да проснись же — говорю: пора, лошади поданы… демъ… Что же она спитъ?.. Саша! гд ты, Саша!

Бобрищевъ появляется у дверей. Онъ едва держится на ногахъ.

Дядя подходитъ къ нему и шепчетъ ему на ухо:

— Она спитъ… а хать пора… какъ тутъ быть? пойди, разбуди ее… можетъ быть, она тебя послушается… вдь она тебя любитъ — сама сказала… а я теперь засну, усталъ съ этой уборкой, обо всемъ-то подумать надо… спать какъ хочется!

Онъ звнулъ, потянулся и, безучастно взглянувъ на Соню, пошелъ изъ залы. Бобрищевъ упалъ передъ тломъ Сони и вдругъ зарыдалъ громко, неудержимо. Это рыданіе было его спасеніемъ, возвратомъ къ жизни.

1917