У реки Смородины

– Смута царит в сем мире, братия! В Закатных странах творится неладное. Сказывают, появился некий юный колдун с круглыми стеклами на лике, шрамом на лбу и волшебным жезлом в шуйце. Летает на помеле, аки Яга, постоянно творит добро и ищет какого-то Мордоворота!

Народ внимал убогому мужичку с должным почтением:

– Врешь, Пустырка! Лучше петухом прокричи! Держи копеечку и проваливай! – доносились возгласы из толпы.

Тут на ярмарку явился какой-то вельможа, и стража прогнала Пустырку взашей.

Богатей оказался главой цената – боярином Гордеем. Он прогуливался вдоль рядов в компании еще одного думца, щуплого близорукого старикашки с трясущимся подбородком. Высокопоставленных особ охраняли четверо молодцев.

Заруба пристроился в хвост процессии, выбрав идеальное расстояние для подслушивания. Тренированного тыпонцем-учителем разведчика не смущал ярмарочный шум, ведь он умел настроиться на нужный источник звука.

– …Говорю тебе, изрезали, как ордынцы барашка, – негромко вещал верховный ценатор. – А он еще и загадку какую-то из собственного тела соорудил. Ищейки рыщут по дворцу, ни хрена не накопали пока, к девке приставили странную охрану какую-то не из нашей стражи. Истинный вертеп. Вот попомни мои речи, не выдюжил Ярий, заколол опору государства.

– Боги-заступники, что деется! – проблеял сопровождающий.

Лютозар поймал на себе тяжелый взгляд ценаторского телохранителя, неспешно подрулил к какому-то коробейнику и стал торговаться из-за аляповатого платка, позволив вельможам уйти. Только охранник отвернулся, лиходей прервал речи продавца, нахваливавшего товар:

– Прости, друже, в другой раз. – И зашагал прочь с ярмарки.

Знать, не подвел Зарубу опыт: во дворце произошел непонятный пока переворот. Князь зарезан, к княжне приставлена чужая охрана. А могут быть причастными к этим негаданным событиям Иван да Егор? Маловероятно, но почему нет?

Решив проверить эту смутную гипотезу позже, преступник вернулся к методичному обходу постоялых дворов. Случаются ситуации, когда метод тупого перебора оказывается самым действенным. Правда, быстрого решения он не сулит.

* * *

Пока Иван охранял княжну и выстаивал изнурительно долгий караул, рассматривая лицемеровпридворных, кланявшихся Василисе, ефрейтор Егор Емельянов сладко храпел богатырским похрапом с богатырским же присвистом. Федоринский мальчонка с трудом растолкал его, чтобы проводить на смену брату.

Соня-дембель почувствовал себя отдохнувшим и свеженьким, как горная фиалка. Здоровенная такая фиалка, которая если рубанет в дыню, то прощай, здоровье.

В назначенный час у спальни княжны снова собрались близнецы и сыскарь Радогаст.

– П-прекрасно. Ты, Егор, выглядишь как огурчик. Стоять тебе до утра, не засни. А мы с Иваном идем охотиться на Раскольника.

Старшой взвыл.

– Я п-понимаю, ты устал, – извиняющимся голосом проговорил Федорин. – Мы сегодня недолго походим. Успеешь отоспаться.

Сыскарь умолчал о том, что сам за прошедшие сутки не прилег и на пару часов, занимаясь расследованием гибели великого князя Велемудра да всякими мелочами наподобие краж во дворце. Появление Федорина здесь было как приезд лекаря в глухое село. Всякий норовил попасть к нему со своей болячкой. Посудомойка жаловалась на пропажу серебра, придворный конюх – на недостачу кормов, девки из окружения княжны Василисы – на угрозу похищения девственности, исходящую от молодых и несдержанных охранников. Ерунда отвлекала и раздражала Радогаста. К обеду он изобрел способ обрывать челобитчиков.

– В письменном виде, – сурово отрезал сыскарь, и поникший жалобщик уходил несолоно хлебавши.

А сам Федорин с грустью думал: «Что ж мы за народ такой, если даже во дворце тащат пудами!» Ефрейтор заступил на пост.

– Вот уж не думал, что после армейки продолжу несение караульной службы, – прошептал он да принялся мычать одну из любимых песенок.

Утомленная Василиса не показывалась. Девки-служанки сновали туда-сюда, таская воду, постиранные наряды и еду. Вышел осторожным шагом Почечуй. Удалился, держась за стену. Где-то через час вернулся.

– Ты тут, богатырь?

– Куда я денусь?

– Вот и добро, добро… – Дядька скрылся за дверью.

У стены стояла лавка, и Егор расположился на ней. Сначала спать не хотелось, но ближе к трем ночи веки стали тяжелеть, голова принялась кивать, и ефрейтор, вскочив на ноги, стал прохаживаться по коридору. Нет, он не страдал от чувства обостренной ответственности. Просто поверил Федорину: да, сволочь, истыкавшая брюхо старика-князя, могла явиться и за дочкой, и лучше уж встретить киллера бодряком.

Хотя иную смерть лучше принять и во сне.

Как раз в три часа один из каменных серых львов, мокнущих на дворцовом крыльце под грозой, ожил. Он щелкнул пастью и поднял лапу, державшую шар. Шар медленно подкатился к краю тумбы, свалился вниз и, набирая скорость, затарахтел по мостовой к выходу из двора. Оглушительные раскаты грома скрали этот звук.

Каменный хищник потянулся, как домашняя мурка. Проскользнув к двери, он стал ковырять лапой ручку, стараясь открыть себе доступ во дворец. Получилось с пятой попытки.