У рифов Армагеддона

Капитан Мензир стоял за спинами своих рулевых, одной рукой опираясь на плечи матросов, почти мурлыкая свои приказы им в уши. Он направлял свой корабль с изысканным старанием, и дым и грохот били струями с обеих бортов, взрываясь в стоящих на якоре кораблях, члены экипажей которых только начинали приходить в себя от изнуряющего забытья.

Пока он пробирался всё глубже и глубже в массу стоящих на якоре галер, по его пятам следовал КЕВ «Разрушитель». А позади «Разрушителя» шли «Опасность», «Защита» и «Дракон».

— Всему экипажу, приготовиться встать на якорь! — крикнул Мензир.

— Приготовиться спускать паруса! — рявкнул лейтенант Седлир в свой рупор, в то время как гардемарин Кёрби присел рядом с якорной партией на корме.

— Отдать кормовой якорь! — приказал Мензир, и Кёрби эхом повторил приказ. Якорь исчез среди барашков волн, и канат пошёл в корму по центру кубрика, дымясь от трения о нижний брус одного из его кормовых пушечных портов.

— Спустить паруса! — крикнул Седлир.

Офицеры, отвечавшие за каждую мачту, повторили приказ, и матросы ослабили фалы на кофель-планках, опуская реи марселей на их подъёмниках и уменьшая давление ветра на них. Другие моряки держали бык-гордени и нок-гордени, когда реи спускались, и Седлир внимательно наблюдал за этим.

— Вытянуть подветренный брас! Взять марсели на гитовы!

Парус исчез, когда матросы на гитовых подтащили его к реям и закрепили. Другие люди на шкафуте убрали кливера, пока якорный перлинь бежал наружу, и корабль остановился, когда рога его якоря зарылись в дно Скального Плёса.

— Закрепить шпринг! — приказал Мензир, и моряки Кёрби быстро привязали уже подготовленный шпринг-трос к якорному перлиню прямо за орудийным портом.

— По местам стоять, на кормовой кабестан! — крикнул капитан, и те же самые матросы побежали к кабестану, чтобы создать натяжение на шпринг.

* * *

Граф Тирск выскочил из своей каюты в дождь, босиком, одетый только в бриджи, когда начали грохотать ещё больше пушек. Он забросил себя по лестнице на вершину юта, и, не обращая внимания на ледяную воду, льющуюся по его обнажённому торсу, уставился с ужасным недоверием на дикие вспышки, освещающие дождь.

Это было зрелище, какого никогда раньше не видел ни один сэйфхолдиец. Черисийский пушки гремели и грохотали, дула невероятно долго вспыхивали и сверкали во тьме. Дым курился, вздуваясь в серовато-зелёные облака, вонявшие серой самой Шань-вэй. Каждая дульная вспышка вырисовывала падающие капли дождя на фоне ночи, подобно рубинам или кровавым бриллиантам, а столбы дыма устремлялись вверх, освещённые снизу, подобно дыму над извергающимися вулканами.

И не было ничего, что граф Тирск мог бы сделать с этим.

* * *

«Королевская Бе́дард» накренилась, когда ещё один галеон — шестой, как отметил сжавшийся от страха мозг лейтенанта Блейдина — медленно прошёл мимо её носа, грохоча пушками. Лейтенант стоял на верхушке трапа на бак по левому борту — трап правого борта был разрушенной развалиной, как и мачта, чей сломанный обломок возвышался в десяти футах над палубой — цепляясь за поручни бака для поддержки, а голень его правой ноги была разрезана осколком, словно мечом. Он чувствовал горячую кровь, льющуюся вниз по ноге, но проигнорировал её, как он проигнорировал дождь, поскольку он кричал, поощряя моряков, пытавшихся зарядить пару погонных орудий галеры, несмотря на пушечные ядра, визжащие рядом с их головами.

Но затем он почувствовал запах дыма. Не порохового дыма, разносящийся сквозь хлещущий дождь ветром от вражеских орудий, но гораздо более страшного. Дыма горящего дерева.

Его голова закружилась, и он побледнел от ужаса. Оторванная мачта упала поперёк палубы под углом, завалив разбитым реем и тяжестью его промокшего паруса люк в миделе корабля. Но теперь дым вздымался из-под наполовину заблокированного люка, просачиваясь сквозь упавший такелаж и обломки, сжимаясь в плотный, пламенеющий столб, который струился вокруг реи и мачты.

Он не знал, что случилось. Скорее всего, разбился один из осветительных фонарей под палубой, разлив пылающее масло по палубе. Или это могло быть несчастным случаем с одной из пороховых обезьянок, пытающихся доставить боеприпасы к пушкам. Возможно, это был просто горящий пыж, извергнутый одной из черисийских пушек.

Но на самом деле было неважно, как это началось. Худшим врагом кораблей было не море — им был огонь. Построенные из выдержанных досок, покрашенные внутри и снаружи, проконопаченные смолой, оснащённые пропитанными дёгтем снастями, они были пороховницами, ожидающими искры, даже в такую погоду, а искра «Королевской Бе́дард» была обеспечена.

При других обстоятельствах c огнём можно было бороться, сдержать и потушить. Но не в этих условиях. Не пока пушечные ядра продолжали пробивать насквозь корпус корабля, калеча и потроша испуганных членов экипажа, чьи измученные мозги всё ещё продолжали лавировать на пути из сна в кошмар.

— Покинуть корабль! Покинуть корабль!