— Я не говорю, что это так и есть, Ваше Высочество, — быстро сказал Таллмин. — Я сказал, что так может быть. В настоящий момент это единственный корабль, который вернулся, но его капитан явно сильно потрясён. Вполне возможно, даже скорее вероятно, что, хотя он и так честен, насколько он может, его собственный опыт заставляет его переоценивать наши полные потери. Но, — голос капитана стал тише и угрюмее, — даже если это так, нет сомнений в том, что мы потерпели очень серьёзное поражение.
— Как? — требовательно спросил Нарман.
— Я боюсь, что должно пройти какое-то время, прежде чем мы сможем точно ответить на этот вопрос, Ваше Высочество. Однако, из отчёта «Морского облака», кажется, что Кайлеб и галеоны вернулись. По-видимому, они ударили по нашему флоту сзади, как раз на рассвете, и огонь их пушек был ещё более эффективным, чем предполагал герцог Чёрной Воды в своих последних докладах. «Морскому Облаку» удалось сбежать против ветра, но его капитан лично видел попадание, по крайней мере, по одиннадцати нашим галерам, включая все остальные корабли из его собственной эскадры.
Нарман просто смотрел на него несколько секунд. Затем он медленно кивнул и подошел к окну своей спальни, чтобы посмотреть на дворцовые сады.
III
Собор Теллесберга,
Теллесберг
Тело короля Хааральда VII лежало в великолепии перед главным алтарём Теллесбергского собора. Шесть вооружённых алебардами солдат Королевской Гвардии окружили гроб, сурово глядя перед собой, наконечники их оружия были задрапированы в чёрный в знак траура. По приказу короля Кайлеба, сержант Гарденер и сержант Хаарпер лежали по обе стороны от короля, защищая которого они умерли, а гардемарин Гектор Аплин сидел в ногах своего покойного короля, с одной рукой на белоснежной перевязи, следя за мечом короля Хааральда.
Аплин был одним из всего лишь тридцати шести выживших членов экипажа «Королевской Черис». Каждый из оставшихся в живых был ранен. Некоторые из них всё ещё могли умереть, несмотря на все усилия, прилагаемые целителями.
В течение четырёх дней, люди короля Хааральда тихо, благоговейно проходили через громадный собор, чтобы попрощаться с их старым королём. Многие всхлипывали, большинство плакало, и лица всех были омрачены горем.
Но отчаяния было мало или не было вообще.
Мерлин Атравес стоял позади короля Кайлеба, глядя через плечо молодого монарха, который сидел в королевской ложе со своим младшим братом и сестрой, ожидая, когда начнётся похоронная месса. Жан и Жанейт выглядели так, словно они всё ещё пытались понять чудовищность смерти их отца. Выражение Кайлеба было менее ошеломлённым и намного, намного более жёстким.
«И это», — подумал Мерлин, когда он тоже печально посмотрел на тело Хааральда, — «хорошо характеризовало настроение большей части Черис. Смерть их любимого короля умерила радость и гордость черисийцев от побед, одержанных их флотом, но ничто не могло стереть их понимание того, что означают эти победы».
Девятнадцать галер Хааральда, четверть всего его флота, были потоплены или так сильно повреждены, что Кайлеб приказал их сжечь; нос «Неустрашимого» был настолько повреждён в столкновением с «Думвалом», что было невозможно удержать его на плаву; и жертвы по всему галерному флоту были тяжёлыми. Но в качестве компенсации, сто семнадцать галер Чёрной Воды, почти все сильно повреждённые, но включающие тридцать шесть чизхольмских галер, которые сдались практически без повреждений, были поставлены на якорь в гавани Теллесберга под черисийскими флагами. Ещё сорок девять были потоплены во время боя или сожжены после него. Только семнадцати — менее чем десяти процентам флота Чёрной Воды вступившего в бой — удалось убежать.
Из всей объединённой группировки в более чем триста пятьдесят военных кораблей, которую «Группа Четырёх» собрала для нападения на Черис, менее тридцати избежали уничтожения или захвата. В любом случае, это была самая полная односторонняя военно-морская победа в истории Сэйфхолда.
Гордость королевства Черис за его флот была похожа на яркое, неистовое пламя, которое ещё ярче горело на фоне тьмы его мёртвого короля, и Мерлин понимал это слишком хорошо. Он хотел, всем своим молицирконовым сердцем, чтобы Хааральд не умирал. Хотел, чтобы он сам добрался до юта «Королевской Черис» хоть на минуту раньше. Хотел, чтобы он понял, насколько серьёзной была рана короля, или чтобы он мог каким-то образом залечить эту рану, одновременно сдерживая корисандийских абордажников, загнанных в угол.
Но ничего подобного не произошло, и поэтому король, которым он начал восхищаться и так глубоко уважать — и, даже не осознавая этого, любить, — умер за его спиной на руках одиннадцатилетнего гардемарина.
Это была трагедия, ощущавшаяся гораздо болезненней оттого, что победа уже была одержана. Даже если бы каждый корабль в колонне Чёрной Воды сбежал, Залив Даркоса всё равно был бы сокрушительным триумфом. И всё же…