Сейджин стоял неподвижно — язык его тела говорил, что он почти полностью расслаблен — игнорируя человека, чью кисть и запястье он ампутировал, тогда как Ховирд упал на колени, а его кровь разливалась большой, пахнущей медью лужей. Собственный меч сейджина в его руках пребывал в готовности, в положении, которого Серая Гавань — сам по себе хороший мечник — никогда прежде не видел, и опасность расходилась от него, как дым, когда гром громыхнул и прокатился над головами ещё раз.
— Конечно, — сказал Тириен, — ты же не настолько глуп, чтобы поверить, что ты каким-то образом сможешь спасти моего тестя и выйти из этого дома живым?
— Я не смогу? — Мерлин казался почти удивлённым, понял Серая Гавань с новым чувством недоверия.
— Да брось! — Тириен почти хихикнул, пока его гвардейцы медленно и осторожно размещались между ним и Мерлином. — Полагаю, нет никакого смысла притворяться. Как я вижу, у тебя есть только два варианта: присоединиться ко мне или умереть. Я признаю, в свете моей предыдущей недооценки твоих возможностей, что ты станешь грозным союзником. С другой стороны, я всё равно планировал убить тебя, поэтому, — он пожал плечами, — если ты останешься при своём решении и решишь заупрямиться — это не разобьёт моё сердце. И всё же, прежде чем ты примешь такое решение, я бы посоветовал тебе тщательно его рассмотреть. В конце концов, как ты думаешь, какие у тебя шансы, что ты сумеешь победить пятнадцатью моих лучших бойцов?
— Более чем средние, — ответил Мерлин и атаковал.
Фрэнк Жансин был ветераном Королевской Черисийской морской пехоты. Он прослужил более восьми лет, прежде чем был нанят гораздо более молодым Кельвином Армаком, чтобы стать сержантом в личной охране герцога Тириена. Он был настолько же упрямым, способным и опасным, насколько и преданным своему покровителю, и люди, которых он собрал в ответ на поспешную записку Тириена, закованные в такие же кирасы и кольчуги, что и Королевская гвардия — были его лучшими людьми. Каждый из них так же был ветераном, и их было пятнадцать.
Они слышали дикие слухи о спасении Мерлином кронпринца Кайлеба. Они слышали все истории, все сплетни, но они отвергли их как некий вид нелепости, которую можно было ожидать, когда невежественные фермеры или мягкие городские продавцы собираются вместе, чтобы обсудить пугающие детали этих событий, полных крови. Они слишком много видели, слишком много делали сами, чтобы быть втянутыми в такой вид героической фантазии.
Это было печально, потому что это означало, что, несмотря на все возможные предупреждения, они не имели ни малейшего понятия о том, с чем столкнулись в тот момент. И поскольку они этого не поняли, то последнее, чего они ожидали — это атака одинокого, пребывающего в меньшинстве, безумца.
ы
Серая Гавань вскочил со стула в недоверии, когда этот умалишённый прыгнул вперёд.
Граф тоже бывший ветераном боевых действий, причём гораздо большего количества, чем у большинства присутствующих, и человеком, который командовал собственным крейсером, подытожил шансы против Мерлина так же быстро, как Тириен или Жансин. Это означало, что неожиданная атака сейджина удивила его не меньше остальных.
Но каким бы сумасшедшим он ни был, граф не мог допустить, чтобы Мерлин столкнулся с таким количеством противников один. Не тогда, когда он знал, что именно его собственная непростительная глупость привела сейджина сюда, к его смерти. И не тогда, когда собственное выживание Серой Гавани могло бы стать ещё одним оружием против короля, чьё доверие в первую очередь он предал, придя сюда.
Его рука упала на эфес инкрустированного драгоценными камнями парадного кинжала на его бедре. Это была симпатичная игрушка, не ставшая менее смертоносной, от её красивого внешнего вида. Её отлично закалённая сталь выскользнула из ножен, а затем он замер, открыв рот от удивления.
Мерлин отключил регуляторы, которые он настроил на время и силу реакции, и его катана вспыхнула буквально с нечеловеческой скоростью, когда он одним длинным шагом продвинулся вперёд.
Первый гвардеец так и не успел понять, что происходит. Его голова отлетела от плеч, прежде чем он понял, что видел движение лезвия, а запястья Мерлина провернулись, когда он вернул сверкающий клинок обратно в плоской восьмёрке. Следующая голова слетела ещё до того, как колени первой жертвы начали складываться, а затем Мерлин вернулся в исходную стойку, с той же невозможной скоростью и точностью, и пробил острием катаны кирасу третьего гвардейца — и передний и задний щитки одновременно.
Он крутанул клинок, высвободил его и отпрыгнул назад, восстановив своё первоначальное положение и стойку, всё в одном мгновенном движении, прежде чем первое тело коснулось пола.