У Ромео нет сердца

Она поворачивается, делает пару шагов — и я понимаю, что не могу вот так просто ее отпустить. Такой я вижу ее впервые: вечно невозмутимое лицо, наконец, сбросило маску, и мне хочется познакомиться с настоящей Маринкой поближе.

— Подожди…

По ее взгляду я понимаю, что она этого очень ждала.

— Зачем ты помогаешь мне? — спрашиваю я, подбрасывая в руке ключи.

— Ты же видела нашу мать… по телику, я ее тоже чаще всего по телику вижу… кроме сцены и камеры, для нее ничего не существует. Мы для нее так — бонус к звездной жизни. Когда Марк чуть не разбился в первый раз, знаешь, о чем она думала? Слава богу, что это не случилось в день ее премьеры! Когда упал с балкона — она из больницы спокойно поехала на чей-то там юбилей, вся в брошах и блестках.

Капли дождя струятся по Маринкиному лицу, смешиваясь со слезами.

— Когда Марк попал под машину, — продолжает она, — нашу мать больше всего волновало, как бы эта информация не попала в сеть и не испортила ей репутацию. Недавно к ней приходили телевизионщики, так знаешь, куда она их повела?.. в церковь! Представляешь, моя мама, оказывается, святая. Ну, разве не смешно… Отец для нее… в общем, я не уверена, что она родила бы нас, не будь у него таланта и связей. Не хочу, не хочу быть такой, как она…

— Разве ты сама не делаешь все, чтобы жить так же? — подаю голос я.

— Сорри, сейчас не готова это обсуждать. Хочу лишь сказать, что у нас с Марком никого нет. Отец вкладывает всего себя в фильмы и маму. Чего-чего, а брать она умеет…

— Марин…

— Ты думаешь, что я сейчас несу бред? Просто устала, просто выпила или еще чего… нет! Я думаю об этом всегда, все двадцать четыре часа в сутки. И даже не могу представить, что чувствует Марк. Просто так ведь не разбиваются три раза и не выбирают женщин вроде Лизы или этой, прости господи, Иры, — завершает она с брезгливостью.

— Марин…

— Это ж диагноз! Три раза он чуть не лишился жизни, а ей все мозг не включить, понимаешь? Даже не посмотреть в сторону сына…

— Марин, пойдем чай пить. Мы промокли.

Она смотрит на меня, плачет и своих слез не замечает. Это не слезы актрисы, слезы сестры. Никогда не думала, что в Маринке столько любви.

— Извини, я не пойду к тебе, — говорит она. — Я не смогу посмотреть Димке…

— Хорошо, пойдем в кафе, — перебиваю я, не желая слушать слов сожаления.

— Куда нас с тобой таких пустят?..

Я смотрю на нас… Вымокших насквозь, в прилипшей к телу одежде, с уставшими от переживаний лицами. Мы обе всегда боялись подобных разговоров по душам, однако мы слишком долго шли к такому финалу, слишком хотели его, поэтому очень быстро находим простое решение…

* * *

Подъезд нашей пятиэтажки выглядит так, будто декораторы специально подготовили его для съемок военного фильма. О том, что эти стены когда-то были окрашены в темно-зеленый цвет, напоминают лишь островки вздыбившейся краски, все остальное уже давно отвалилось. Те, кто когда-то старательно выцарапывал на этих стенах различные умности, давно выросли и обзавелись не только детьми, но и внуками. Те, кто писал непристойности, — давно вымерли вместе с мамонтами.

Мы садимся на грязные ступени лестницы под одним из таких шедевров. Я не уверена, но, кажется, рядом с Маринкиным ухом красуется изображение того, что физиологически отличает мальчиков от девочек. О чем я думаю? Да о чем угодно, лишь бы снять это утомительное напряжение…

— Это он попросил меня подружиться с тобой, — говорит она.

— Марк?

Маринка смотрит мимо меня и продолжает:

— В то время мне было все равно, кто ты… лишь бы ты ему нравилась. Лиза, честно говоря, к тому времени очень достала и Марка, и меня. Знаю, о мертвых не говорят плохо, но она была безбашенная абсолютно, с этим ее вечным желанием быть лучшей и не такой, как все, — еще хуже нашей матери. Все эти ее кружевные платьица, вечные диеты, истощение — лишь от желания выделиться.

— Странно, — говорю я, ухмыляясь. — Мне всегда казалось, что она ангел…

— Ангел? — Маринка впивается в меня стеклянным взглядом. — Кстати, да. Я думала об этом. Может быть, все дело и в нем… он слишком расслабляет своих девок. Сам-то он точно уверен, что всех ангелов превращает в демонов. Вот и тогда попросил меня выяснить, насколько ты ангел.

— То есть? Что попросил? Зачем? — вопросы сами сыплются из меня.

— Ну, как зачем… ты ему понравилась. Уж не знаю, чем ты его зацепила. Сказал, что ты странная, ходишь-бродишь, улыбаешься. Девушки со странностями его всегда впечатляли…

— Значит, странная… — улыбаюсь.

— А ты, типа, думаешь иначе? — впервые за сегодняшнюю встречу Маринка тоже улыбается. — Но у меня для тебя есть радостная новость — Лиза была еще страннее. Я бы даже сказала, гораздо страннее.

— Зачем ты сейчас рассказываешь мне об этом?

— Просто с нее все началось. Не знаю, специально или случайно, она подслушала наш с Марком разговор о тебе и — прикол! — решила умереть! Согласись, это даже покруче моей мамы. Заодно она решила забрать с собой и Марка. Шекспир какой-то… Вернее, Островский. «Так не доставайся же ты никому»…

— Почему ты говоришь мне об этом?