- Но вы там наверняка застанете деда, - добавил мне вдогонку мой любезный информатор. Из его тона явствовало, что эта дополнительная информация имеет какое-то особое значение.
- Какого деда? - спросил я ради приличия.
- Да есть тут у нас один дедушка, который в эту пору всегда сидит над той хорошей водой.
- Ну так я посижу вместе с ним.
- Хе! Это не так просто.
- Почему? - мое нетерпение быстро росло.
- Он вас сразу же спросит: «А членский билет у тебя есть, сынок?»
- Отвечу, что есть.
- «А правила знаешь, сынок?»
- Знаю.
- «Ну так мотай, сынок, на двадцать метров отсюда!» - он прокричал это голосом, изображающим непреклонность и начал смеяться. - А когда вы отойдете на двадцать метров, то там могут клевать только уклейки.
- Уклейка тоже рыба.
- Или ерши.
Я махнул рукой и пошел своей дорогой, хотя этот тип, конечно, сильно омрачил мои надежды. Ба! Только сейчас я вспомнил, что приятель тоже рассказывал об этом странном деде, но тогда мой интерес был сосредоточен на рыбе, а не на дедах, и это у меня выскочило из памяти. Ну, да что делать, раз уж приехал… А может, этого деда удастся уговорить… Я мысленно проверил, все ли у меня при себе, потому что это самая обидная оплошность, когда по рассеянности забудешь какую-нибудь вещь и спохватишься, лишь придя к месту рыбалки. Это все равно что прийти на свидание, а девушки нет, согласен?
Идя по мокрому заливному лугу, я желал деду насморка, спазм желудка, ломоты в костях, вообще чего-нибудь такого, что вынудило бы его остаться сегодня дома.
«Хорошая вода» действительно выглядела многообещающе. Камыш, водяной стрелолист, водяной перец, а самое главное - множество кувшинок, которые в обрывистых местах росли у самого берега. И среди этих зарослей - окна чистой воды, словно специально устроенные здесь.
Деда я увидел издалека. По его позе догадался, что рыба не очень-то клюет. Это, понимаешь ли, сразу можно определить. Так же, как в кинотеатре, глядя на зрителя, можно угадать, интересный это фильм или чепуха. День был, и правда, не особенно хороший, было слишком жарко, но до вечера еще много времени, на закате рыба может расшевелиться. Знаешь, терпение и оптимизм - это две основные черты, без которых настоящий рыболов немыслим. Дед сидел и даже ухом не повел, хотя я уже был в нескольких шагах от него, и он не мог не услышать моего приближения. Может быть, глухой? Да нет же, разве совместимы глухота и рыбалка… Я подошел еще ближе, а он - ни слова.
- Добрый день, - сказал я почти шепотом.
- Добрый день, - шепнул он в ответ.
- Как там рыбки?
Лишь тогда он повернул ко мне свое сморщенное и преисполненное спокойного достоинства лицо.
- А членский билет у тебя есть, сынок?
- Есть.
Он смерил меня пристальным оценивающим взглядом.
- Ну тогда садись и… пусть у тебя удочка от рыбы сломается.
Я вздохнул с таким облегчением, что мне даже неловко стало,
потому что он, очевидно, заметил это. Но здесь, прямо передо мной, среди зарослей кувшинок, было очень соблазнительное «окно», которое и впрямь словно кто-то старательно содержал в нужном для рыбалки состоянии. Уже без нетерпения я стал готовить снасть.
- Как рыба сегодня? - снова заговорил я уже немного посмелее.
- Слабо.
- А вообще-то как здесь?
- По-разному бывает. Иногда наловишь, а иногда только ка- кую-нибудь жалкую плотвичку поймаешь.
- Вы из Варшавы?
Он посмотрел на меня недоброжелательно, но в то же время с плохо скрываемым любопытством.
- Откуда ты это знаешь, сынок?
- Да так… угадываю… - я смутился: не мог ведь я признаться ему, что мне для этого достаточно было услышать «жалкую плот- вишку», возможно, это его задело бы.
- А ты, сынок, тоже из Варшавы?
- Тоже. Мне приятель по нарассказал, что тут такая хорошая вода, вот я и решил проверить, попытать счастья.
Он не шел на разговор. Я уже успел приготовить обе удочки, измерить глубину своего «окна», забросить одну удочку на самое дно, а вторую - на две трети глубины, как раз под ту самую «жалкую плотвишку», закурить сигарету, а он все ни слова. Только отрицательно покрутил головой, когда я хотел его угостить.
Где-то недалеко прогремел выстрел. Мальки, как искры, брызнули из воды, мутя ее зеркально-спокойную поверхность. Над нашими головами пролетела стая спугнутых уток. Какая же это красивая мелодия - свист их крыльев!
- Пугают рыбу, разбойники окаянные… - проворчал дед.
Я ничего не ответил на это, потому что я такой же заядлый охотник, как и удильщик. Употребленный стариком эпитет задел меня: пожалуй, я не столько обиделся, сколько сознавал бессмысленность этого ворчания, но спорить было некогда - поплавки уже не воде.