У самого Черного моря. Книга II

Какие бы грозы не пролетали над миром, как и в былой войне, вечно будут сиять непреходящей правдой слова великого Ильича: «Никогда не победят того народа, в котором рабочие и крестьяне в большинстве своем узнали, почувствовали и увидели, что они отстаивают свою, Советскую власть — власть трудящихся…»

«Небываемое бывает»

В самый разгар битвы за Кавказ к нам в полк заехал штурман соседней дивизии Петр Ильич Хохлов. Коренастый, ниже среднего роста, с лицом, которое, казалось, светилось доброжелательством к людям, спокойный, он производил наилучшее впечатление.

Заочно мы уже были знакомы: не раз и не два наши ребята прикрывали действия бомбардировочных полков и полков торпедоносцев, в одном из которых служил офицер Хохлов и у нас, можно сказать, по-настоящему, по-военному крепко выработалось чувство безупречного взаимопонимания друг друга в бою, чувство «локтя товарища», взаимной боевой выручки.

Петр Ильич Хохлов был к тому же человеком необыкновенной судьбы. Мы знали: под руководством Евгения Николаевича Преображенского он еще в начале войны прорывался в самое логово гитлеровского зверя, водил бомбардировщики на Берлин.

О славном этом деле ходили по фронтам легенды, и, как всегда бывает в случаях, когда подробности люди знают только понаслышке, с чужих слов, интерес к этим давним событиям не только не угасал, но, наоборот, рос. Легенды обрастали почти фантастическими деталями, и уже трудно было отделить в них правду от привнесенного потом солдатской молвой.

«Что ж, — размышлял я тогда, — вот как раз прекрасный случай узнать про это дело все от самого участника событий. Летчикам это будет все очень интересно. Придет же, черт побери, день, когда под крыльями советских самолетов снова окажется Берлин…»

— Петр Ильич! Ребята просят рассказать о Берлинской операции.

Он смутился.

— Какой я оратор, Михаил Васильевич! Не очень-то я уютно чувствую себя на трибуне…

— А трибуны никакой и не будет. Просто — разговор по душам. Солдата с солдатами. Мы ведь тоже не из ораторов.

— Ладно, попробуем…

Вечером в столовой собрались все свободные от полетов. Хохлов рассказывал о первом в эту войну ударе по Берлину.

Слушали его, затаив дыхание. Каждый думал: а вдруг и ему повезет. Не сейчас, нет! Через год, два… Вдруг и его машина ляжет на боевой курс, конечной точкой которого обозначится на карте Берлин… В том, что такое будет, не сомневался никто. Только еще вопрос, кто доживет до тех счастливых минут финала…

— Случилось это, — начал Хохлов, — в начале августа 1941 года на одном из аэродромов под Ленинградом. Сводки с фронтов шли такие, что на душе кошки скребли. Тяжело было Ленинграду. Мы сделали все, что могли, но — вы это знаете — превосходство в воздухе было не на нашей стороне. Кому из нас в голову могла тогда прийти казавшаяся нелепейшей мысль — полет на Берлин!

Гитлеровцы кричали на весь мир, что наша бомбардировочная авиация уничтожена и жители рейха могут спокойно спать в своих постелях.

И вдруг однажды меня, штурмана минно-торпедного авиационного полка, и нашего командира Евгения Николаевича Преображенского вызвал командующий авиацией Краснознаменного Балтийского флота.

До сих пор помню его слова: «Такого задания вы, конечно, не ожидали. Пойдете бомбить Берлин. Нужно показать Гитлеру силу „уничтоженной“ им нашей авиации. Не буду говорить, насколько важно выполнить это задание, какой политический резонанс будет оно иметь в случае успеха.

— Отсюда, — командующий показал на карте, — Берлина вам не достать. Поэтому в глубокой тайне нужно совершить прыжок на остров Эзель-Саарема. Учтите — он уже в гитлеровском тылу. Эстония оккупирована. Но, по данным разведки, фашисты на острове еще не высаживались. Сами понимаете — сохранение тайны здесь все».

Уточнили план операции, обсудили все детали и наконец услышали от командующего: «Действуйте!» И мы начали действовать.

В полку отдали приказ: «Срочно готовиться к перелету». Куда? Зачем — на такие вопросы мы не отвечали. О задании знали только Преображенский и я.

И вот полк в полете. Первой идет флагманская машина. За ней — эскадрильи Василия Гречишникова, Андрея Ефремова, Михаила Плоткина. Перебазировались скрытно — вдоль Финского залива. ДБ-3 крались над водой, боясь привлечь внимание береговых постов и авиации противника. Всякая непредусмотренная планом мелочь могла сорвать всю операцию. А тогда вроде бы все было против нас: и превосходство гитлеровцев в воздухе, и короткие ночи, лишавшие нас необходимой скрытности. Что ж хотите, август на Балтике — какая уж там темнота!

Перелетели благополучно. Объявили о задании. Энтузиазм ребят не опишешь — все рвались в бой.

Настроение испортилось, когда начали прикидывать операцию в деталях. Чтобы «достать» Берлин, нам нужно семь часов темноты. Лететь через всю территорию Германии в дневное время — безумие. Нас сбили бы, прежде чем мы увидели окраины фашистской столицы. К тому же, семь часов — предел для наших ДБ-3. Возвращаться придется, что называется, на честном слове. Но не отказываться же от полета.