У самого Черного моря

На мой отзыв о новой его книге басен заметил: «Я рад, что Вам моя книга понравилась. Конечно, не может быть, чтобы книга целиком понравилась, чтобы каждая басня понравилась. У каждого писателя есть хорошие вещи, разумные, а есть и слабые, маломудрые и неглубокие. Басни пишутся с разной целью, в разный час, темы бывают такие, что их тяжело писать. Да и читатель читает в разном положении: одно он принимает хорошо, другое — не очень, а третье — и принимать не хочет, и тема не по душе, и времени нет разобраться, вдуматься. Но байкарь байкаря видит издалека!»

А о своей рукописи заговорил значительно позже: «Я пишу книгу для молодых… больше опираюсь на свой опыт, свою лабораторию: сам отвечаю за себя… Я пишу книгу, но боюсь стать ментором. Ведь писать басню — дело такое, что никакие рецепты тут не подойдут. Если в душе нет «рецепта», ничего не получится. «Настоящей книги» я не сумею дать, если вы, наши баснописцы, мне не поможете, если коллективно не найдем, что сказать не только молодым, а и всем, кто интересуется басней».

Никита Павлович был до крайности строг и суров к своему творчеству. Его басни — высшее, что дали современные украинские баснописцы. А он не удовлетворен, ищет, мучается. И в этом его подвижничество, величие души. Водном из писем пишет: «Античные греки несколько тысяч лет назад опередили нас и дали образец юмора… Вы правду сказали, что много мы грешим, выдавая старое за новое. Но… приходится повторять «зады». Много ли над нашими баснями, юморесками, «смешными» рассказами улыбаются? А почему? Потому что мы умничаем, стараемся рассмешить, показать, что мы мудрее читателя, ведем его куда-то… Напишем длинный роман… получим много гонорара и считаем: цель жизни оправдана!»

Никита Павлович вспоминал свой изначальный путь в литературу: «О моих баснях… Горе мне с ними! Родился в темной семье, неграмотной, а потому наследства культурного не имел. Жил на селе долгое время, и поэтому культурный уровень вырастал исподволь. Работал в газетах, журналах, а это — сквозняк для ума. Мастерство росло очень медленно, так как не было ни доброго учителя, ни приятеля, чтобы помог. И только когда годы склонились к «закату», начал разбираться, поднимать мастерство. И только работа последних лет принудила достигать шлифовки таланта. Работа над Эзопом, Федром, Бабрием, Леонардо, Красицким, труд над теорией принудил задуматься над качеством…Вы правду говорите, что басня может быть тогда по-настоящему художественным произведением, когда в ней не будет «ежесекундности», конъюнктуры, дешевой злободневности и другой халтуры. Тяжело работать! А еще когда нет товарища-советчика, помощника квалифицированного…»

Великий труженик, Никита Павлович Годованец работал без устали, самоотверженно, не щадя себя. Он писал мне: «…каждому хочется, чтобы от работы был какой-то толк и радость… Я понимаю слово «работать», когда ты работаешь и от труда есть радость и смысл, когда ты несешь что-то народу своему».

Многолетняя переписка с Годованцем велась в спорах и примирениях: и снова в спорах. Никита Павлович переделывал свой труд про басню и снова посылал мне. «Чего-то мое сердце не радуется от этого труда. А когда сердце не радуется — примета плохая».

Исправлял. И снова: «Милый дружок! Вот я, мне кажется, закончил свое «Слово про байку». Хочу послать ее на Ваш суд и… расправу… надеюсь на Вашу помощь. Не откладывайте в долгий ящичек».

Интересно, что Никита Павлович не соглашался с «общепризнанной» трактовкой «рабьего эзопова языка».

«Я не согласен с тем, что «сама природа басни родилась из желания скрыть между строк соль басни». Что-то тут не так. Я думаю, что басня родилась на фоне жизни человека среди животных и природы: народ находил общее в жизни человека и животного и стал рисовать жизнь человека на фоне животного мира и учить человека: «не будь свиньей», «не хитри, как лисица», «роется, как крот», «сильный, как лев», «страшный, как змея»… А там и больше. Басня родилась так давно, как стал мыслить человек, а мудрости набиралась по мере того, как умнел человек…. Чтобы была хорошая басня, автор и должен быть ОЧЕНЬ МУДРЫМ, ТАЛАНТЛИВЫМ, ВЫШЕ ТОГО, ДЛЯ КОГО ПИШЕТ».

О морали в басне Никита Павлович говорил определенно: «…под словом «мораль» будем разуметь КОНЦОВКУ — слово от автора… Басня без морали — это не басня, а черт знает что! Сюжет должен содержать в себе мораль. А уже в концовке автор выворачивает мораль басни так, как ему нужно. Но такая концовка не всегда нужна, ибо в сюжете иногда все сказано».

Никита Павлович страдал от одиночества, а иные баснописцы не хотели, видимо, спорить с ним и отмалчивались вместо того, чтобы вместе решать трудные вопросы творчества. Кое-кто и мне советовал не спорить с Годованцем, будто он очень обидчив. Я этого не замечал. Наоборот! Никита Павлович всегда благодарил за критику, сам просил «пропесочить» и других «пропесочивал».

И снова возвращался к рукописи «Про байку». Издать свой труд о басне Никита Павлович, к сожалению, так и не успел.

ПОДАРОК «САТИРИКОНЦА»