У самого синего моря

Тот застыл в небе, словно муха в янтаре. Сверху от солнца по всем правилам воздушных боев на него стали заходить звено стремительных Ка-58 м, прозванных в войсках «Черными угрями».

Длинные, верткие, с державшимся в строжайшей тайне активными фюзеляжами.

Они могли на лету менять аэродинамические характеристики, и в доли секунды превращались из низкоскоростных винтокрылых машин, в высотные истребители.

Из — под коротких пилонов вертолетов ударили тугие струи нормализаторов.

Сразу четыре трассы сошлись над головой Горбунка, в каких-то двух-трех метрах.

Тот возмущенно дернулся и стал опускаться по спирали на землю.

Соединения нормализующего вещества не причиняли вреда Субъектам.

Исключительное их назначение заключалось в кратковременной — на три-четыре часа блокировке их удивительных способностей.

Нужно будет еще вертолетов попросить. — Запоздало подумал Горобец. — Хорошо работают, черти…

Затрещал армейский телефон. Тяжеленная коробка, раскрашенная по всем правилам камуфляжа, с эбонитовой трубкой, армированным проводом, идущим от нее в недра сверхнадежной электроники, имела солидный и уверенный голос.

Зуммер был настойчив и деловит.

— Горобец у аппарата! — Гаркнул Семен Семенович в микрофон, прижав резиновую накладку к уху. Он уважал и немного побаивался военной техники.

Даже телефонов.

Поляков это! — Прозвучал надсаженный голос командующего Периметром.

— Семен, ЧП у нас!

— Золотой шар? — Похолодел Горобец.

— Та ни-и-и… — Перешел на родное наречие Поляков. Фамилия досталась ему от отца, но горячая хохляцкая кровь матери частенько прорывалась, то в поведении, то в говоре.

— А что за ЧП тогда? — Смахнул со лба пот Горобец.

— Холопы скарапеевьски мост починыли строить. Он вже в нашем миру…

— Его вже пройекторами ни визьмешь. Динамиту треба… Алэ ракету якись…

Горобец застучал по клавишам. Изображение на экране компьютера поползло в сторону и сфокусировалось на полупрозрачном сооружении, вокруг которого в бешеном темпе суетились поганки из пня, которыми управляло кольцо дочери змеиного царя. Над волнующимся маревом Периметра стройно поднимались уже два хрустальных пролета.

— Не суетись Иван Тараныч. — Прогудел в трубку Горобец. — Мне все равно в эпицентр определенности надо сегодня выбираться. Рудинштейн сутки дал на решение, поэтому пойду сам.

— Та ты шо?! — Удивился Поляков. Горобец улыбнувшись, расправил широкие плечи.

— Ходокам везде у нас дорога. — Пропел он в трубку весело. — Ходокам везде у нас почет.

— Семэныч… — Тормознул его Поляков. — Ты якусь вэщичку за Пэриметром стремай.

— Ну, ты мени поняв?

— Та, поняв-поняв… — передразнив Полякова Горобец. Сувениры волшебного происхождения в Заведении пользовались бешеным спросом.

«Хабаром» их называть боялись, в виду строжайшего запрета сотрудникам отчетливых мысленных формулировок.

Рудинштейн справедливо опасался, активного воздействия на территорию внутри Периметра.

При четких и согласованных определениях она могла трансформироваться в нечто совершенно иное, и тогда плановая работа по изучению Субъектов и проверке его теории могла превратиться в сущий кошмар.

— Я тебе, что ни — будь, из конфиската выделю… — Пророкотал трубку Горобец.

Сотрудников надо прикармливать, иначе самый простой вопрос будет решаться годами. Моральный кредит тоже кредит и нужно уметь им пользоваться.

Горобец умел, и выдавать моральные кредиты и правильно их востребовать еще и с процентами.

Конфискат означал вещи и способности, выпрошенные Просителями у Субъектов. Не все они не имели жесткой привязки к Просителю и, как правило, могли быть отчуждены. Понятно, что конфискат подлежал изучению в лабораториях Заведения, но мелкие, незначительные вещи можно было вывести из ведомостей и описей.

— Мнэ бы алэ… Якись… Вже… — Замялся Поляков на другом конце провода. Горобец, поджав губы, терпеливо ждал, пока Поляков не сформулирует свою просьбу.

— Корешок мэни, Семэн Сэменыч, мужеский… — Наконец, разродился командующий Периметром. — Жинка молодая… Я же еи на двадцать рокив страшее… Старый вже… А вдруг не совладаю… — Горобец закашлялся в приступе веселого смеха.

Судя по видеозаписи, присланной сегодня утром, американец подобными проблемами не страдал. Вряд ли он будет просить Щуку о том, о чем просил его Поляков.

— Иван Тараныч, извини. — Весело проговорил он в трубку. — Вряд ли Просители будут корешки заказывать. У них по этому вопросу по пятибалльной шкале десять баллов.

— В семь утра начали в полдень закончили.

— До сих пор дрыхнут, как застреленные.

— Ты бы в урологическую группу записался к Ходокам. Она через две недели за Периметр уходит. Подлечишься.

— Ты стыдно мэни… Всеж таки йенерал…

— А ты не стыдись, Иван Тараныч. Ты на службе генерал. А в жизни такой — же, как все мужик, и требуется от тебя такого же как от всех. Я похлопочу. Договорились?

— Добре… — Вдохнул Поляков. — Ты все — ж якусь маломерку прихваты… Увсэ в хозяйстви сгодытся…

— Хорошо. — Семен Семенович положил трубку на рычаг.

С уважением похлопал армейский телефон по бронированному боку.