У смерти твой голос

– Ну, это очевидно. – Еще одна затяжка. – Если бы среди ночи вы кричали и звали на помощь, кто-нибудь прибежал бы. Тут бы уже были полиция, скорая, и вам уж точно никто не разрешил бы спать на улице. Так почему вы не кричали?

– А что мне будет, если расскажу? – дурашливо спросила я, задетая осуждением в его голосе.

Хотелось немного его растормошить, сбить пафос с нашего разговора. Чон Мин смотрел на меня прохладным взглядом, от которого так и тянуло снова назвать его «инспектор Чан», а мне и так было холодно до смерти, несмотря на одеяло и свитер.

– Пожалуйста, идите сюда, – попросила я. – Лягте, тогда расскажу.

Он поднялся, затушил окурок в фарфоровой чашке и сел на дальний от меня край матраса. Я тут же подползла ближе и приглашающе откинула край одеяла. Чон Мин тут же закинул одеяло снова и лег поверх него. Какое-то время мы лежали и просто смотрели друг на друга.

– Вот, я сделал, как вы просили, – сказал Чон Мин, будто совершил настоящий подвиг, соизволив лечь рядом со мной. – Теперь говорите.

Я уткнулась в подушку и глухо пробормотала оттуда свой секрет:

– Мама предсказала мне, что я умру молодой, если полюблю до тридцати лет.

Как ни странно, эта новость вывела Чон Мина из оцепенения. Он уставился на меня, округлив глаза. Наверное, хотел этим сказать, что не верит в предсказания, и я торопливо пояснила:

– Она действительно великая предсказательница! Это не шутка! Если не буду подходить к мужчинам, выживу. Поэтому я, ну… Когда ко мне пришел тот человек в маске, я не кричала, потому что решила, это расплата за то, что я нарушила запрет и влюбилась.

Ну вот. Слово прозвучало, обратно его не взять. Если Чон Мин сейчас спросит, в кого, я его прибью. Я покосилась на него из недр подушки, но он выглядел все таким же неприятно потрясенным. Это выражение лица было совсем не похоже на «девушка призналась мне в любви, мы одни в шикарном отеле, надо срочно ее поцеловать!». Он смотрел так, будто я ему сообщила, что умираю от смертельной болезни. Мне стало до слез обидно, и я уткнулась лбом обратно в подушку.

– Забейте, просто сказала, и все. Вы мне не должны ничего. – Надо было как-то перевести все в шутку, но я смогла выдавить только: – Хотя нет, должны за мои нервные клетки.

Чон Мин повернул ко мне голову, и я сглотнула, глядя на него из глубин подушки. Мне казалось, что мои глаза сияют, как у кошек в темноте. Романтику я представляла совсем не так, но сердце пылало, словно олимпийский факел. Моих обещаний самой себе не приставать к Чон Мину хватило, как обычно, на две минуты.

Взгляд Чон Мина был таким подавленным, словно он тоже что-то себе обещал и не сдержал слово. Он подался еще ближе ко мне. Мой пульс немедленно вылетел за границы области измерения.

– Я верно понял? Вы давно боитесь смерти, потому что собственная мать вам ее предсказала? – негромко спросил он и хрипло прибавил: – И еще уточню: вы имели в виду, что влюбились в меня и из-за этого покорно принимаете судьбу?

Я кивнула. Так и знала, что со стороны будет звучать глупо. А Чон Мин безжалостно продолжил:

– Вы сразу поверили, что вы и есть пятая жертва. Не звали сегодня на помощь, потому что думаете, что заслужили смерть. Думали, что любовь вас убьет, вот она и убивает.

Ну это уж слишком жестокий анализ! Я открыла рот, чтобы сказать это, но Чон Мин притянул меня к себе и поцеловал. Сначала коротко коснулся, просто обозначая намерение, а потом жадно раздвинул языком мои губы, распластал ладони по моей спине, словно хотел оказаться еще ближе, хотя куда уж еще. Я подалась навстречу, и от резкого движения помятое горло дернуло болью, но остановить меня в эту секунду смогла бы только пуля.

Мы целовались, хватаясь друга за друга, как жертвы землетрясения. Я быстро освоилась с языком, ритмом, напором, и мы скользили по губам друг друга, сталкивались носами и зубами. Открыв на секунду глаза, я увидела, что брови Чон Мина нахмурены, как от боли, и прислонилась лбом к его лбу.

– Можно называть тебя по имени? – выдохнула я, касаясь губами его губ.

– Предпочел бы от этого воздержаться, – ответил Чон Ми, но голос у него предательски охрип.

Я со стоном отстранилась. Колени дрожали.

– Ладно, инспектор Чан. Может, ляжем?

Все на свете связано со всем, судьба – это паутина, симметричная и идеальная, но нить, из которой она сплетена, может быть длинной, как у моей бабушки, или совсем короткой, как у погибших девушек. Но главный вопрос – какой длины моя судьба? – в эту секунду значил для меня меньше, чем когда-либо в жизни. Мы забрались под одеяло, и белая футболка Чон Мина сияла в полутьме, как флаг сдающейся армии.

– Можно вас обнять, инспектор Чан? – шепотом спросила я, надеясь, что он заметит, как глупо сейчас звучит это обращение, и сам попросит называть его по имени.