У старых окопов

Алексей ничем себя не выдал, но Варю это не очень-то порадовало. Маскировка маскировкой, но все-таки он мог бы и не так уж небрежно поздороваться с ней. А то о кольях своих заботится, а на нее даже и не глянул… Уж не презирает ли ее Алексей за то, что вчера она сбежала от него? Или за то, что так легко позволила себя целовать? Если верить Федосье, Алексей должен был презирать ее за второе.

«Нелегко на свете жить…» — растерянно подумала Варя и стала помогать Пшеницыну собирать запасные лемеха.

— Слышь, Варь, — смущенно сказал Пшеницын, сбивая на затылок знаменитую свою фуражку с «крабом», — ты никому не говори, что я картинки из журналов… того, заимствовал. — Он огляделся по сторонам. — Тебе одной откроюсь: я еще ни разу в жизни моря не видел, вот и утешался картинками. С детства рвусь к морю, и все неудачно. Спасибо, теперь оно само ко мне идет… Клянусь, больше ни одной картинки не трону, зачем они мне на морском берегу?… Договорились?

В другое время Варю сильно насмешило бы признание сухопутного Адмирала, но сейчас она только сказала:

— Вот тебе и компа́с!

— Чего это ты? — не понял Пшеницын.

— Ладно, — великодушно пообещала Варя. — Никому не скажу, спи спокойно!

— Вот это по-нашему, по-морскому! — обрадовался Пшеницын, обеими руками тиснул Варину руку и двинулся враскачку к трактору, насвистывая: «Моряки свою любовь не забывают…»

Варя закинула в вагончик сажень-раскоряку и оглядела опустевший стан. Ей стало вдруг жаль расставаться с этим местом, где хорошо ли, плохо, была прожита часть ее не очень-то еще долгой жизни.

Подумалось: вот уедет она отсюда, а здесь вырастет лес, и люди, любуясь красивыми тенистыми деревьями, ничего не будут знать о ней. А она заботилась об этих деревьях еще задолго до их посадки — требовала от трактористов глубокой вспашки и старательно следила за тем, чтобы при культивации черного пара сорняки не вминались в землю, а срезались под корень. Она прожила в степи целых три месяца и впервые в своей жизни выполняла здесь ответственную работу. Здесь она встретила Алексея, чем бы все это у них ни кончилось…

И Варе очень захотелось оставить на этом месте какую-нибудь память о себе.

Улучив минуту, когда Павел Савельевич отошел от саженцев, она выбрала дубок покрупней и, прячась за стеной вагончика, прокралась к пашне. Там Варя отыскала местечко повыше, разгребла руками рыхлую землю и посадила свой дубок. Она тщательно выровняла саженец, чтобы дерево выросло прямым и стройным, всем другим дубкам в пример, а людям на радость и загляденье.

А когда Варя поднялась с земли, то совсем близко от себя увидела Алексея. Он быстро шел к ней своей легкой, как бы летящей походкой. Правую руку он держал за спиной и вынес ее вперед, только подойдя к Варе. В руке у него было ветвистое деревце. Варя подивилась, где это Алексей сумел раздобыть такой завидный саженец.

— Что это, клен? — спросила она, пристально рассматривая деревце.

— А шут его знает! Вроде бы клен… Смешно: сажаем лес, а в породах путаемся.

— Ничего смешного тут нет, мы же степной народ, — утешила его Варя.

— И то верно! — охотно согласился Алексей. — Можно, я свой саженец… будем считать его кленом, возле твоего дубка посажу?

Сейчас Алексей совсем не напоминал недавнего расторопного бригадира, который руководил сборами в дорогу и ругал ленивую Федосью. И на вчерашнего Алексея, требовательного и настойчивого, он тоже не был похож. Варе очень понравился покорный его вид, и она поняла, что Алексей ни капельки ее не презирает. Боясь выдать свою радость, она ничего не стала говорить, а лишь молча кивнула головой, разрешая посадить рядом со своим дубком предполагаемый кленок. Алексей поспешно нагнулся, точно опасался, что Варя передумает, и стал разгребать ямку у самого корня Вариного деревца.

— Не там, молодой человек, сажаете, а еще техминимум сдавали, — поддел его вездесущий Павел Савельевич. — Отодвиньте-ка свою лесину на семьдесят сантиметров.

Варя испугалась, что придирчивый старик запретит ей с Алексеем самовольную посадку, но он лишь скользнул глазами по их напряженным лицам и тут же отвернулся — то ли постеснялся догадаться, зачем им все это понадобилось, то ли по старомодной своей щепетильности застыдился, что нечаянно подсмотрел то, что ему вовсе не предназначалось. Стоя к ним вполоборота, Павел Савельевич развернул складной метр, окованный равнодушной жестью, и приставил его к дубку. Метр был фабричного производства, но деления на нем показались Варе очень уж широкими.

— А ближе никак нельзя, ручная ведь посадка?.. — заискивающе спросил Алексей, и Варя поняла, что у них одинаковый глазомер и Алексея тоже не устраивают длиннющие сантиметры.

И тут уж никакая щепетильность Павла Савельевича не выдержала такого покушения на священные правила лесопосадок.

— Ближе моркву будете сажать, а тут лесная полоса, — непреклонно сказал он и сорвался с места, заметив какой-то непорядок у посадочных машин.