У старых окопов

Варе и в самом деле показалось вдруг очень странным, что всего каких-нибудь три месяца назад она совсем не знала Алексея, а теперь он стал ей так дорог. А ведь ее могли послать на работу в другую бригаду, и она сейчас тихо-мирно трудилась бы там, даже не подозревая, что разминулась в жизни с Алексеем.

— Это безобразие все время танцевать с одним человеком! — возмущались лесопосадчицы за спиной Алексея и Вари. — И как им не надоест?

— Обабился наш Алешка!.. — громко сокрушался Пшеницын.

Пестрая звеньевая предложила спеть. Пары смешались, девчата окружили баяниста.

— Алеша, идите и вы к нам, — позвала звеньевая.

— Нашли певца! — отмахнулся Алексей. — У меня козлетон!

Нюся хихикнула, радуясь унижению Алексея, а Варя благодарно сжала его руку. Алексей изучающе покосился на нее и неожиданно для себя самого сказал упрямо:

— А впрочем, давайте спробуем: может, на этот раз что и получится.

Варя выпустила его руку, и Алексей, не оглядываясь, отошел от нее. «Побоялся самостоятельность свою утерять!» — догадалась Варя. Обиды на Алексея не было. Варю только удивило, что он может обращать внимание на такие пустяки.

Хор пел не очень-то складно. Лишь один девичий голос, чистый и высокий, взмыл над песней и одиноко парил в вышине, не спускаясь к разноголосому хору, но и не в силах поднять его до себя. И может быть, поэтому, хотя песню пели веселую, Варе сделалось беспричинно грустно. Так почему-то все чаще стало приключаться с нею в последнее время, после того как Алексей вошел в ее жизнь.

Вспомнилась вдруг мать, умершая, когда Варе было всего пять лет, и старшая воспитательница детдома Раиса Петровна, которая всегда невольно всплывала в памяти Вари, стоило только ей подумать о полузабытой матери. Раиса Петровна ко всем в детдоме относилась одинаково строго и справедливо, но Варе всегда казалось, что та как-то выделяет ее, может быть, даже любит, а не показывает этого лишь в воспитательных целях, чтобы никого не обидеть и не вызвать зависти. И учительницы в школе, где училась Варя, тоже были справедливые и хорошие. Но все дело в том, что и в детдоме и в школе вместе с Варей жило и училось еще много других детей, и, разделенная поровну между всеми, маленькой Варе доставалась не такая уж щедрая доля согревающей душу ласки.

4

Варя и не заметила, как ушла со стана. В степи было просторно и привольно: хватило бы места для многих молоденьких учетчиц со всеми их раздумьями и воспоминаниями.

Поникшая, давно отзеленевшая трава мягко шуршала под ногами. Потревоженный Варей, от корней травы поднимался уснувший запах пресной соломы и лежалой пыли. Белой извилистой рекой раскинулся овраг, доверху налитый густым молочным туманом. Еще издали со стороны оврага тянуло строгим осенним холодком и прочной стоялой сыростью, как из погреба. Дороги в город не было видно, но она угадывалась по светлячкам машинных фар, бездумно летящим взад и вперед низко над землей.

На стане спели одну песню, шумно покритиковали друг друга и начали вторую, опять веселую.

Недалеко от Вари зашуршала трава и встревоженный голос Алексея позвал:

— Варь, где ты?.. Ва-аря!..

«Пришел-таки!» — удовлетворенно подумала Варя, но не откликнулась и даже не пошевелилась, чтобы не выдать себя. Ей вдруг очень полюбилось стоять, притаившись посреди степи и слушать раскаивающийся, виноватый голос Алексея. Шаги затихли вдали, а потом снова стали приближаться — уже с другой стороны. На этот раз Алексей шел прямо на нее.

На стане замолкли певцы, и ночная безбрежная тишина затопила степь. Явственней стал слышен нарастающий равномерный шелест сухой травы под ногами Алексея. Шелест надвигался на Варю, становился все громче, неотвратимей. У Вари испуганно, зажатой в кулак ласточкой, забилось сердце.

Шагах в пяти от нее Алексей налетел на кочку и чертыхнулся. Будничное происшествие это показалось Варе невероятно смешным, весь ее испуг разом улетучился, и она фыркнула, не в силах удержаться.

— Вот ты где! — удивился Алексей. — Что ж молчишь?

Он подошел вплотную к Варе и, секунду поколебавшись, положил руки на ее плечи.

— Скажи, ты обиделась на меня?.. Обиделась?.. Обиделась?.. — спрашивал он и с каждым вопросом целовал Варю — осторожно и воровато — в щеку, глаза, подбородок.

Сам того не ведая, Алексей выбрал удачную минуту для своих поцелуев. Варе трудно было противиться ему именно сейчас, после того как она заставила его бродить по ночной степи и только что легкомысленно смеялась над ним. Сильно развитое в ней чувство справедливости не давало ей этого права и мешало оттолкнуть Алексея. Или она хитрила сама с собой, и вся справедливость мира здесь совсем ни при чем? Так или иначе Варе было пока по пути с этим похвальным чувством и можно было валить на него все то, что не хотелось брать на себя. А на ближайшей развилке никто не помешает ей распрощаться с покладистой этой справедливостью и пойти своей дорогой.

Она плохо понимала себя сейчас, да и не было у нее времени толком разобраться, как оно там и что. Просто не до того ей теперь было.