У страха глаза велики

— Ну, удовольствие-то небольшое, — поправила меня хозяйка. — А польза может быть, вы слушайте, да запоминайте, как оно бывает. Нина ведь соседка наша, с Герочкой одну школу заканчивали, только она помладше. Я после Вики долго болела, и сейчас-то еще нет-нет да и… ну да это вам неинтересно. Нина по-соседски мне и помогала. То пол помоет, то сготовит… Так и повелось. Герочка даже ухаживал за ней, знаете?

— Вот как? — искренне удивилась я.

— Да-да. Только Ниночка вдруг, едва школу закончила, подхватилась и уехала. Да, прямо так, не посоветовалась ни с кем, раз — и укатила. Мир посмотреть. Вот и посмотрела. Уж и не вспомню, сколько прошло, мне не до того было. А тут еще Маруся, матушка ее, разболелась совсем. Мы телеграмму — мать при смерти. Вернулась наша путешественница, поглядела я — и глазам не поверила. Всегда скромницей глядела, воды не замутит, а приехала на сносях. А ведь такая славная девочка была, не то что эти нынешние. Да видно, все одним миром мазаны, у всех ветер… — Зинаида Михайловна усмехнулась, — в голове. Значит, только за порог — и завила хвост веревочкой. Наверное, скрыть хотела, родила бы да оставила где. Тогда ведь не то что теперь, на это не так смотрели, не уберегла себя — значит, все, кому порченая нужна. А тут с Марусей такое, дожидаться уж некогда было. Вот и привезла матери подарочек. Та вроде даже и радовалась, передо мной виду не показывала, что стыдно, только какая уж тут радость. Тут ее и совсем подкосило. Ну Нина мать схоронила, родила, да так и осталась, скрывать-то уже поздно было. Тяжеловато ей, конечно, с ребенком одной было, но справлялась, даже мне по-прежнему помогать успевала. Она шила всегда замечательно, заказы на дом брала. Как вспомню эти свадебные платья — чудо просто. Даже жалко ее было — на себя-то не пришлось сшить. Ну тут новые времена настали, мы вот сюда переехали, тут тоже все устраивать надо было, на новом-то месте, будь оно хоть золотое-брильянтовое, всегда тяжело. Герман видел, что мне без помощницы трудно, хотел кого-нибудь нанять, да я Ниночку уговорила. Стасик как раз школу заканчивал…

Стасик?!! Так Стас — сын Нины?!! Вот так номер!

Борис Наумович сверкнул на супругу очами:

— Зина!

— Да брось, уж будто секрет какой, — фыркнула на него Зинаида Михайловна.

А мне никто ничего не сказал! Действительно, «секрет Полишинеля» — то, о чем «все знают», обычно оказывается для новичка тайной за семью печатями. Ему никто ничего не сообщает именно потому, что для «посвященных» пресловутая тайна слишком очевидна.

Я сделала вид, что ничего не заметила, сосредоточившись на чашке с чаем — даже глаза прикрыла, от несравненного, дескать, удовольствия и сосредоточения на процессе…

А сосредоточиться было на чем. Информация о родственных связях — это, конечно, здорово. Но все-таки это не самое интересное. Ай да Зинаида Михайловна, ай да источник информации!

32

Нас утро встречает прохладой.

Лазарев (а может, Беллинсгаузен)

Спустившись утром в столовую — часа на два позже обычного времени — я обнаружила там очень одинокую Кристину, задумчиво разглядывавшую изящный фарфоровый кофейник. Это меня несколько удивило — в конце концов, этот самый кофейник она видит каждое утро. И чего там разглядывать?

— Герман кофе пить не стал! — обиженно сообщила она. — И Ольга. И ты, конечно, тоже…

— Вы будете смеяться, леди, но я действительно не хочу кофе. Причем абсолютно и категорически. Организм, знаете ли, против.

— Ну и ладно! — взмахнув одновременно длиннющими ресницами и широченным шифоновым подолом и осияв меня влажным взглядом, Кристина отправилась наверх. Ох, ей-богу, с этой масочкой обиженного дитяти она иногда переигрывает. Спору нет, она в этой роли обворожительна, только что же на меня-то тратиться? Не та аудитория. Разве что для тренировки…

Оставшись в одиночестве, я так же, как до этого Кристина, некоторое время разглядывала кофейник. Изящная вещица, что и говорить. Вот только кофе мне решительно не хотелось. Лучше бы апельсинового сока. С минералочкой холодненькой. Стаканчика эдак два, а можно и все четыре.

Предыдущим вечером Боб, вытаскивая меня на очередную «прогулку», сообщил, что Вика после моего визита «как-то вдруг перестала умирать, сидит, обложившись профессиональной литературой и мыслит над ней — аж дым от мозгов валит». Заявив, что столь выдающиеся реанимационно-психотерапевтические таланты должны быть вознаграждаемы, он мгновенно согласился заменить посиделки в осточертевшем мне кафе прогулкой настоящей. Ну а мне ведь только дорваться, перестаралась — мало не на рассвете вернулись. Всю набережную прошли, включая «дикие» участки, ноги гудят, как орган Домского собора. Пятичасовая прогулка, наполовину проходившая по полосе препятствий, где не постыдились бы тренироваться участники гонок выживания… То булыжники, то коряги, то песок… И все это на трехдюймовых каблуках!

В общем, на мысль о кофе измученный организм отреагировал решительным «на фиг».