У страха глаза велики

— Да нет, вряд ли. Случайности скорее. То есть это Кристина так думает. Она очень храбрая девочка, — его голос дрогнул.

— Храбрая? Ну да, если делать вид, что чудища нет, оно само уйдет. Ты, кстати, эту несчастную цепочку ювелиру еще не отдал?

— Не успел, — Герман вытащил из внутреннего кармана пиджака плоскую темно-вишневую коробочку, щелкнул крышкой…

На самом деле кусков — с учетом застежки — было пять. Очень красивая цепочка: розовое золото, ажурное плетение — вроде византийского, но полегче. Тончайшая работа. Я присмотрелась. Конечно, без лупы много не разглядишь, но голову кладу — цепочку не рвали, а резали.

— Да уж, случайностью тут и не пахнет, — мне почему-то не хотелось докладывать о своих наблюдениях.

— В том-то и дело, — кивнул Герман и вдруг спросил. — А при чем тут фен?

— Да так, вспомнилось кое-что. Из личного опыта. Любой сетевой прибор в ванну — и пожалуйста, идеальный несчастный случай, куда надежней разлитого шампуня.

— Ты… вы… — Герман на минуту, кажется, потерял дар речи. — Ты полагаешь, что Кристине грозит реальная, — он подчеркнул это слово, — опасность? Что может…

— Вообще-то по-моему, это ты так полагаешь. Или я чего-то не понимаю?

— Я… я не знаю, — он, бедный, растерялся так, что мне его стало жалко.

Забавно, как у человека отбивает мозги эмоциональная заинтересованность в происходящем. Вот сидит передо мной более, чем неглупый мужик, наверняка обдумывал события. Чего бы не довести этот процесс до его логического завершения? Надо же, что с человеком любовь делает. А ситуация и впрямь выглядит неприятно. По отдельности — вроде бы ничего страшного. Письма и разорванная цепочка — какая-то детская бессильная злоба. Что-то вроде «а вот я тебя напугаю». Неприятно, конечно, но уж и не опасно. Шампунь и вправду можно разлить случайно, а потом отвлечься на что-нибудь и забыть. Но как-то уж все одно к одному. Не люблю я совпадений.

— Да нет, я не думаю, что все так уж серьезно, — увидев, как напугался мой собеседник, я попыталась его успокоить. — Если бы кто-то всерьез пытался от нее избавиться… Нет, непохоже. Собака, которая лает, не кусает. Убить человека, в сущности, несложно, а тут скорее просто желание испугать, сделать больно, отравить жизнь, в общем. Но почему я-то? Почему бы тебе не обратиться в какое-нибудь охранное агентство?

Герман покачал головой.

— Нет, этот вариант не пойдет. Я даже свою службу безопасности не хочу задействовать. А про тебя мне рассказывали. И присутствие в доме журналиста я объяснить могу: по случаю юбилея мы решили о компании книжку написать, ну что-нибудь такое. Вроде бизнес — это сражение, а мой дом — моя крепость, в смысле — тыл. Или это очень уж глупо?

Я признала, что «глупо», но не «очень», в смысле — как предлог сойдет.

Рассказывали ему — ну надо же! Положим, в Городе есть некоторое количество людей — та же Лелька, к примеру, — которым известна моя способность влипать во всякие детективные истории и даже вполне прилично их потом распутывать. Но все-таки интересно — кто наболтал?

3

Кто, кто в теремочке живет?

Рихард Зорге

Если буду когда-нибудь строить собственный дом — спаси меня Боже от этих кирпичных инкубаторских недоносков, что повырастали на каждом шагу, как неистребимые одуванчики по весне. Некоторым образом можно этим монстрам и порадоваться — вот не на Майорку народ свои деньги вывозит, в стране оставляет. Но ведь без слез не взглянешь! Ни два, ни полтора — помесь средневекового замка и древнерусского терема.

Вот и Герман Борисович отстроил себе — а может, и готовый купил — такой же образец сплюснутой готики. «Какими голиафами я зачат — такой большой и такой ненужный?» Впрочем, справедливости ради надо заметить, что внутри «замок» куда симпатичнее, чем снаружи. Ни мозаичных паркетов, уместных разве что в бальных залах, ни обильно позолоченных «Людовиков», готовых рассыпаться от собственного изящества, ни безжалостного хай-тека, который фантастически прекрасен на рекламных фото, но жить в нем примерно так же уютно, как в операционной. И внутренняя планировка, хотя и несколько запутанная, но по-европейски удобная. Хотя пять выходов — не считая подвального «черного хода» — это, по-моему, уже чересчур.

Население дома столь многочисленно, что «узелки на память» заняли почти два десятка страниц рабочего блокнота.