У студёной реки

Имя своё Карл менять не стал, но дома и на людях жена стала звать его Кириллом. С дочерьми было проще. Для них он был просто папа. А некую нелепость ситуации с именем пережили легко, – Карл, так Карл.

Молодости дано легко принимать новое и необычное.

Теперь вот иные времена. Всё западное в большом фаворе. Младшая дочь, выходя замуж, уперлась и простую русскую фамилию мужа не взяла, – со скандалом сохранила фамилию отца. Её имя в сочетании с отчеством звучало и вовсе по-европейски − Анна Карловна Инсберг. Дочь этим бравировала, считая, что это её выделяет из толпы.

Карл много читал и думал о своём истинно родном городе Кенигсберге. Особенно его взволновал старый альбом, в котором он нашёл подробную карту и несколько старых, больших фотографий города, сделанных еще в конце 19 и в начале 20 веков. На этих фото Кенигсберг, город Канта, представал как каменный современный европейский город с рекламой на фасадах домов, с мостовыми из брусчатки, каменными разводными мостами, конными экипажами с внимательными аккуратными кучерами, любопытствующими мальчишками в аккуратных костюмчиках и девочками в светлых платьицах и шляпках. Вот через мостовую, мокрую после дождя, сразу за грохочущим трамваем, улицу переходят люди, и среди них почтенный господин заботливо держит под руку молодую стройную особу. Женщина выглядит празднично и еще держит над собой зонтик, – видимо дождь всё еще её беспокоил.

− Интересно? Кто они? Где они, эти коренные кёнигсбергцы, по которым прокатился огненный шквал и растирающий всё живое и неживое в порошок каток страшной войны?

Рассматривая фотографии, Карл невольно ловил себя на мысли, что он ищет знакомые лица, может отца или мамы. Ведь они познакомились в этом городе. Именно в этом городе забилось его маленькое сердце, проснулись дух и сознание, как искры любви его родителей.

В свой город он так и не попал. Собравшись как-то в отпуск и наметив поездку в Калининград, вдруг получил компетентный совет. Не нужно, мол, тебе Карл Иванович с Вашей историей ехать в закрытый от внешних взоров город.

Теперь, вспоминая тот эпизод жизни, Карл почувствовал вновь обиду. Так и не стал он своим в этой стране. Теперь, конечно, иные времена, и путь в родной город открыт, но стерлись в душе струны родства с местом рождения, и только память даёт знать о том, кто он и откуда. Да и путь не близкий в этот Калининград.

− Ни здоровья, ни денег не хватит, − отмела робкие его предложения жена, тут же, как обычно насупилась и молчала в ответ целую неделю без малого, как бы утверждая свою правоту. Надуться в ответ на что-то не до конца ей понятное, было личным стилем поведения жены.

Отступился Карл от мысли побывать в родном Кёнигсберге и совершенно неведомом ему теперь Калининграде.

Вдруг вспомнилось Карлу, как в школе, в которую он поступил по прибытии с поселения в Шаманке, его, мальца, взялись дразнить местные мальчишки. Услышав его имя на уроке и, похихикав дружно в кулачок, тут же незамысловато стали кричать вслед на каждой переменке:

«Карл у Клары украл кораллы!» и ржали теперь уже во всю глотку.

Чему так радовались, и что так их бодрило, понять было сложно. Ответ можно было дать один, − стая почуяла чужака.

Но постепенно привыкли, сдружились и проблема растворилась. С прежними недоброжелателями Карл теперь ходил в обнимку и стал заметной приметой, несколько необычной частью стаи. Дружить и быть верным Карл умел. Но с поступлением в техникум проблема вновь объявилась. Половое созревание обостряет конкуренцию. У статного и спортивного Карла появились завистники. Зависть обернулась жестким противостоянием и сопровождалась потасовками, когда двое-трое парней поджидали старательного Карла, то во дворе, то в парке, по дороге домой и вязались, норовили задеть, обидеть− просто так, от скуки.

Повстречав как-то своего одноклассника и поделившись с ним проблемой, получил совет, – а давай к нам в секцию бокса. Научишься драться, сразу отстанут, – силу тут уважают.

Карл пришёл по совету товарища к началу занятий и тренер, лысеющий невысокий, крепкий мужчина со сплющенным носом, набухшими надбровными дугами и посечёнными шрамами губами, пытливо оглядел парня и, отметив статность, предложил:

− Вставай в спарринг вот с ним, − указав на ладного крепыша, что методично колотил грушу.

− Выстоишь раунд против разрядника, оставлю в секции.

Карл кивнул и стал натягивать на кисти рук потрепанные, расквашенные и пропахшие потом и кровью кожаные боксерские перчатки.

Бой был скоротечным. Парнишка ловко скакал вокруг Карла и отвешивал раз за разом крепкие стремительные злые оплеухи, скоро разбив лицо Карла в кровь. Он терпел, не опускал рук, но справиться с ситуацией не мог. В один из моментов схватки, очередной удар пришёлся точно в челюсть и свет в глазах Карла померк.

Очнулся Карл от похлопываний по лицу. Тренер, склонившись над ним, привёл его в чувство и объявил, что он прошёл спарринг и если еще не остыл к занятиям боксом, то пусть приходит в зал на тренировку.