‒ Окружили место, где прятались волки и крепко потрепали стаю, ‒ добыли пять волков. Замерзли cтра-а-ашно, пока по снегу за волками гонялись и уже без сил в темноте пришли назад. А парни приготовили нам горячий густой хорхог, да не поленились, ‒ добыли из занесенной снегом реки, из-подо льда, камни и каждому вручили по два-три горячих кругляка-окатыша из казана. Так я так замерз, что по камню засунул в сапоги и грел в сапогах вконец окоченевшие ноги, а руки просто спас, катая камень в ладонях. Так замерз, что горячий с пылу-жару камень казался теплым ягненком.
Вот так отогрелись, покушали горячего бульона с мясом, попили чай и все были совершенно здоровы. Вот такой удачной оказалась поездка на охоту, несмотря на лютый холод.
Высказался и Олонг, отметив, что валять дурака в степи получается не часто, ведь и теперь они здесь не просто так, а чтобы поприветствовать на новом месте Куулара, способного продолжателя дела своего отца. И одобрительно кивнул Куулару, подбадривая молодого арата.
Гости наперебой стали вспоминать случаи из своей жизни, когда им довелось в стужу спасаться от болезней, валяя в руках камни.
После трапезы Куулар взял в руки чанз, доставшийся ему от отца – мастера исполнителя музыки на этом простом струнном инструменте, гриф которого венчала голова скакуна.
Тронув струны, Куулар затянул свою, столь любимую им песню приятными и порой грозными горловыми переливами. В звучании вибрирующих голосовых связок слышался вой ветра и шуршание листвы, крик коршуна и вой быков, шелест стелящегося на ветру ковыля. К голосу мужа добавила свое мягкое звучание Чылтыс, и сразу над всем этим родным музыкальным ландшафтом проявился и осветил его расщепленный в облаках на множество расходящихся, распадающихся лучей солнечный свет.
Гости примолкли и слушали почтительно, и когда пение закончилось, закивали, степенно выражая своё уважительное отношение к редкому искусству горлового пения.
Обед закончился выпивкой архи, и немного пошатываясь, и изрядно косолапя, пастухи довольные, весело переговариваясь, расселись на своих коней и разъехались по стойбищам, пожелав Куулару на прощание удачного стойбища на новом месте.
В юрте с женой обсудили обед и отметили, что так хорошо, с большим уважением, как доброго хозяина приняли Куулара соседи, а значит, все будет складываться удачно.
Обживаясь на новом месте, Куулар за пригорком отметил многочисленные сусличьи норы, а проходя мимо, увидел и одного из обитателей подземелья – толстого суслика, что, высунув голову из норы, следил внимательно за пришельцем.
Возвращаясь к юрте мимо норы, Куулар был несколько удивлен – суслик так яростно выкидывал землю из норы, что небольшие камни градом осыпали ноги пастуха.
– Вот, шальной! Ты, что кидаешься? – рассмеялся Куулар.
В следующий раз, прихватив с собой кусочек сыра, Куулар присел у норки и, дождавшись появления подземного жителя, угостил суслика. Тот невозмутимо принял дар, и, обхватив лапками, взялся с ходу грызть твердый сыр.
На следующий день, снова проходя мимо норы знакомого суслика, Куулар снова стал свидетелем жизни грызуна. Из норки летел поток земли и вдруг, что-то сверкнуло озорно золотом, и к ногам Куулара подкатился земляной комок. Куулар поднял и раздавил землю пальцами, и в руке оказалась золотая монета, тусклая под слоем налипшей земли со свежей сверкающей царапиной: видимо суслик оцарапал монетку когтем, выгребая землю из норы. Монета была круглая с вязью незнакомых букв и неясным замысловатым рисунком.
Куулар взялся осматривать выброшенную сусликом землю в поисках других монет, но более ничего не нашел.
В юрте, очистив монету, Куулар внимательно изучил находку, натянув на глаза очки своего отца, и отметил, что монета явно не современная, с незнакомой ему вязью надписи и изображением загадочного узора.
Копать землю среди кочевников Азии считается недопустимым, ибо это загробный мир, в который живым хода нет, недаром араты носят сапоги с загнутыми носками, чтобы не вспахивать обувью поверхность земли и не тревожить усопших. Куулар задумался об этом, но успокоил себя тем, что монета была выброшена из норы сусликом, а он всего лишь её подобрал.
Поделившись новостью о находке с Чылтыс, Куулар услышал от своей женщины предостережение о том, что не стоит ворошить землю, так как вековые традиции и устои нарушать опасно, а находку нужно вернуть, запрятав в нору или бросить в реку, чтобы не гневить духов.
Но бесенок уже поселился в душе Куулара и теперь озорно сверкал золотым свечением своих бесстыжих глаз.
Как только наступила ночь, и огромная луна вышла на небосклон, не сомкнувший глаз Куулар, вооружившись лопатой отправился к норе и стараясь не шуметь, взялся за раскопки. В норе забеспокоился его знакомый суслик со своей семьей, но Куулар продолжал копать, и когда, следуя за норой, погрузился в яму до пояса, лопата ударила о твердый предмет. Нашарив рукой, Куулар извлек расколотый глиняный кувшин, из которого выпал истлевший сверток и ручьем просыпались сверкающие при свете луны монеты.