У студёной реки

– Ох! Сколько здесь народу осталось в такие-то времена! Плохо ходить по реке и когда засуха. Тогда река мелеет и слишком много каменюк вылазит на свет Божий. Дурная, чумная тогда вода, ‒ продолжил свой рассказ о реке Савич.

Подходили к первому порогу Кантегира. Савич посерьезнел и, причалив к левому пологому берегу, приказал:

– Все из лодки марш на выход! Вещи свои возьмите. Если, что – лагерь партии в паре километров по берегу. А пока идите вон к тому плёсу, там я вас подберу.

Идти берегом нужно было метров пятьсот. Шли тропой по камням и зарослям, обходя скопления воды в низинках и огромные валуны. На реке в один из моментов была видна лодка с Савичем, которая затем скрылась из глаз за скалой.

Река кипела и кидалась на торчащие из дна камни и обломки скал. Водовороты кружили опасную кадриль, переходя мгновенно на быструю чечетку и энергичный гопак. Между этими противоречивыми потоками нужно было проскользить, проструиться, особенно не противореча им, но и не поддаваясь их напору, уходя от прямого столкновения и оставаясь на плаву, выныривая иногда чуть ли не со дна реки. Изредка лодку так кидало вниз, что она продавливала воду и стукалась килем о камни дна. Это было крайне опасно. Винт мотора мог сломаться и тогда: «… прощайте скалистые горы…» ‒ беспомощная лодка по воле потока будет лететь вниз, практически мало управляемая и непременно расшибется о торчащие валуны или скалистый берег.

На сей раз, все прошло удачно.

Савич причалил выше по течению, уже за порогом, раньше подошедших и взмокших под поклажей своих пассажиров и деланно равнодушно оглядел их. Все расселись по местам, и лодка вновь пошла вверх, за тем, чтобы причалить уже на песчаном и каменистом плесе у лагеря полевой партии, расположившейся у студеной реки и на дне будущего моря-водохранилища, которое будет собрано огромной плотиной, перегородившей Енисей.

Весь лагерь, – десяток вместительных палаток, навес над костровищем и длинным обеденным столом, да склад взрывчатых материалов в достаточном отдалении от палаток, раскинулся у реки среди леса.

Прибывших встретил инженер партии Виктор – средних лет студент-заочник, спортсмен-лыжник и просто хваткий, и энергичный малый, который и вершил в отсутствие начальника партии Сергея Николаевича все дела. Особенно получались у Виктора дела хозяйские – тут он не упускал своего. Сергей Николаевич снова отсутствовал, и дела в партии шли сложившимся порядком. Правда при этом партия не выполняла план ни по горным работам, ни по добыче и вывозке нефрита, ни по геологическим маршрутам. Тем не менее, Виктор был весел, энергичен и лучился лукавой улыбкой умной, все понимающей и многое предчувствующей наперед собаки. Образ собаки подсказывало выражение лица и фигура Виктора – смотрел пристально, как бы принюхиваясь и, казалось, вот-вот начнет помахивать несуществующим хвостом. Оглядев мельком и подбодрив Студента приветствием, Виктор направил его располагаться в лагере.

Решив этот незатейливый вопрос, Виктор подошёл к Савичу и стал его что-то вкрадчиво выспрашивать, торопливо перекладывая какие-то предметы из сумки Савича к себе в мешок, вновь и вновь что-то настоятельно объясняя лодочнику: Савич должен был вернуться завтра поутру назад.

– Опять что-то крамчит, вот поросячий вертлявый хвост! – вполголоса сказал Игнатич – пятидесятилетний сезонный рабочий, призванный в партию по зову беспокойного сердца и исстрадавшейся за зиму печени.

Поздней осенью, зимой и ранней весной Игнатич работал в кочегарке в городе, в которой часто и проживал, гонимый из дому сварливой и вечно раздраженной женой. За зиму, бывало, выпито немало водочки, сивухи и часто всяких аптечных растворов и настоек.

Измученный «нарзаном» Игнатич по весне срывался с места, собирался в дорогу и здесь вдали от цивилизации, придуманных ею магазинов и рестораций, вынужден был отдыхать в режиме «сухого закона», чему был в тайне несказанно рад. Организм, правда, поначалу бунтовал, но после третьей поездки Игнатича «в поле», обвыкся и смирился с резкой сменой характера энергетической подпитки.

Здесь в партии Игнатич вновь округлился, порозовел и смотрелся молодцом, и уже стал нешуточно заглядываться на повариху. А сидя у костра после работы и добротного ужина Игнатич с некоторым недоумением теперь вспоминал темный закопченный замусоренный подвал и привычную поутру кружку суррогатного напитка, чефир долгими вечерами. В настоящий момент обновленная душа никак не принимала городской уклад жизни.

–Да, что, там не ясно. Водку видимо привез Савич для Виктора. А еще сказывают, получили какой-то дефицитный инвентарь – вот и прибирает, ‒ вставил Гриша взрывник.

– Куда ему водка, он же, как будто не пьет, − подивился Игнатич, с тоской вспомнив, как блаженно растекается по жилам тепло, дурманит голову и резко веселит сердце от первой выпитой стопки.