У светлохвойного леса

Николай смог отыскать заржавелый горшочек с кашей и свежую булку. Каша выглядела вполне еще добротной.

– А можно я съем это? Очень уж есть хочется, – дрожащим от бессилия голосом обратился он, сам еще толком не зная к кому, то ли к Владимиру Потаповичу, в надежде, что он услышит его и буркнет положительный ответ из своей комнаты, то ли к этой удрученной старой горничной. Горничная же не шевельнула ни глазом, ни головой на вопрос его.

– Ешь, коли уж ты здесь, так ешь уж! – услыхал Николай голос дядюшки, вслед за этим Владимир Потапович сам вошел в кухню. Он протяжно зевнул и почесал свою жирную, но, однако, вполне еще густую макушку. – Я тоже чего-нибудь сейчас перед сном сварганю, а то проголодался, как собака дворовая. Если пожрать еще найду, конечно…

Желтоватые зубы его впервые мелькнули через какую-то странную гримасу, напоминающую улыбку. Сам же Владимир Потаповичу выглядит очень неухоженно.

Он достал хлеб и копченую колбасу. Взял в руки металлический нож с выцветшей деревянной рукояткой, к которой к тому же что-то прилипло.

– Так вот и присаживайся со мною, дядюшка, и мне веселее будет и тебе, – Николай попытался сблизиться с Владимиром Потаповичем. Тем более дядюшка, казалось ему, пребывал в тот момент в самом что ни на есть благоприятном расположении духа. И более «приветливым» и разговорчивым он в любом случае уже быть не мог. Николай разогрел на керосинке свою кашу и сел за облезлый столик, внушая себе, что можно еще хоть как-то возродить надежду на то, что с дядюшкой они все же могут обвыкнуться. Владимир Потапович о чем-то задумался и ничего не ответил на фразу племянника. Тем не менее дядюшка молча сел напротив него и тут же принялся резать себе хлеб да колбасу. Делал он это с какой-то подозрительной осторожностью и медлительностью, будто боялся отрезать лишнего, возможно, он просто пытался как можно экономнее расходовать еду.

– Чем вы здесь обычно занимаетесь? Когда мы еще несколько лет назад к вам приезжали, кажется, вы прислуживали у какого-то там приказчика? – тихо и спокойно поинтересовался Николай.

– В таверны пиво вожу, ну и в конюшнях иногда околачиваюсь, еще всяких шавок какой раз изловлю… В общем, много занятий у меня разнообразных, – он говорил очень быстро и жестко, иногда поглядывая на племянничка. – Зараза! – ударил он по столу. – Покуда я еще буду спину гнуть за эти унизительные подачки?!

Николай сделал вывод о том, что он ошибся насчет «благоприятного» состояния дядюшки. По всей видимости, благоприятного состояния для него в принципе не бывает.

Николай решил, что более спрашивать сейчас у Владимира Потаповича ничего не стоит, дабы не нарваться. Он молча начал хлебать свою кашу.

Горничная хихикнула.

– Ежели что – это Аннушка, Анна, – указал дядюшка на нее. – Сидит тут у меня, ест, пьет, спит… Вроде как что-то по дому и хлопочет. Тьфу ты, и все равно везде срам да вонь! – Владимир Потапович покосился на Аннушку.

Она же писклявым своим скрипучим голосочком тут же ответила:

– Ну а коли старое все, выцветшее, то что же я поделаю? Давно пора отремонтировать все заново, мебель новую купить, да разве ж мне это делать прикажете? – Она нахмурилась и, казалось, тоже плюнула. Глаза ее опустились на недочищенную картошину.

Какое-то мимолетное молчание накрыло кухню. Каждый задумался о своем, что можно было бы приравнять к единой мысли, которую обдумывали тогда все трое, поскольку каждый в те секунды размышлял над тем, что лично он мог бы сделать для улучшения сей обшарпанной квартиры, это перетекало в размышления о том, что каждый мог бы сделать для своей теперешней неблагополучной жизни. Казалось бы, для улучшения своей жизни, можно было бы начать хоть с какого-то минимального порядка в квартире. Но как сделать так, чтобы все побудились наводить и, главное, поддерживать его – было неясно. Сами собой мысли о совершенствовании своей жизни пока безжалостно перечеркивались, по крайней мере у Владимира Потаповича и Аннушки.

– А вы… У вас, дядюшка, на постоянной основе Аннушка-то проживает, да? – наконец прервал всеобщие размышления Николай.

– Конечно, здесь. Кому еще она такая нужна? – буркнул Владимир Потапович и вновь покосился на старуху. – Она делает работу-то из-под палки, а в квартире как была грязь, так и есть! Пригрел змею бесполезную! – Он вновь плюнул.

– Грязь от того, что вы после работы в замызганных сапогах по квартире расхаживаете, ворчун безмозглый, да не моетесь сами месяцами, а на меня клевещете! – Аннушка дочистила всю картошку и поставила ее на плиту, сама же попутно принялась варить, по всей видимости себе, кофе.