– Мог бы выпить, конечно, меньше, как бы в беспамятстве теперь не свалиться… – временами бормотал он себе под нос, изучая себя способен ли он еще внятно говорить и рассуждать. Вскоре он увидел валяющийся между камней глубокий цилиндр. Он был черный, весь лакированный, и это придавало ему вид некоей скользкости, излишней маслянистости. Шелков уже и позабыл, когда в последний раз надевал на свою голову такую же вещь. При его виде теперь Николаю даже стало как-то еще досаднее от того, что прекрасное прошлое его, подобно этому валяющемуся головному убору, безвозвратно потеряно, как потерян кем-то этот сверкающий цилиндр. Возможно, какой-то господин из приличного общества тоже недавно отводил душу в трактире, но непременно не в том, где был Николай, или же цилиндр его просто снесло ветром, пока тот проходил по мостику, и он уже решил не спускаться и не искать его.
– А зря… – вновь сказал сам себе Николай, приподнимая брови. – Вещь-то дорогая: за такой не грех и похлопотать. Впрочем, если у ее хозяина есть деньги, почему бы и не пренебречь-то, собственно… – Аккуратно подняв найденную вещь, Николай осмотрел ее. Головной убор был на вид не слишком высокий, чуть больше пяди, не более. У него были толстые поля, сверху которых красовалось красная обвязочная лента. В целом, сей головной убор пришелся по нраву Шелкову. С минуту он еще повертел его, осматривая, нет ли у него повреждений. Он даже попытался примерить его на себя, но вскоре пожалел об этом, поскольку голова его тут же ощутила соприкосновение с мерзкой тиной, и Николай сразу же снял его.
Цилиндр был без изъянов, лишь внизу несколько сыроват.
Лягушачий голос подал Николаю одну очень веселую идею, и он, не долго думая, принялся излавливать прытких лягух, что были буквально в каждой части пруда. Перед этим он высоко закатал свои бедняцкие штаны, чтобы одежда его не пропахла болотом, то же самое сделал и с рукавами рубахи и отправился в прохладную зеленую воду. Он был уже по колено в воде и выглядел еще более нелепо, чем когда вышел из трактира. Хватая ничего не понимающую живность, он немного дрожал от зябкости здешней воды и скверных для него ощущений от прикосновений к лягушкам. Полностью сконцентрировавшись на нелегком деле, он совсем не обращал внимания на то, что происходит вокруг пруда, и не тревожился о том, какое впечатление о себе он предоставляет окружающим, стоя нагнувшись, по колено в пруду и в таком положение перебегая, насколько это было возможно, от одной стороны к другой, ловя прыгающих от него лягух.
Одна молодая дама, вместе с супругом переходящая по мосту над прудом, увидев сию картину, сильно сморщила свой прелестный розовый носик и произнесла, обращаясь к супругу: