На войне отношения между людьми, которые вынужденно, под давлением внешних обстоятельств, собраны вместе, складываются на основе практической необходимости. Особенно это относится к регулярной пехоте. Товарищеские отношения на фронте отражают потребность солдата во взаимной поддержке и защите со стороны окружающих его бойцов. В мирной жизни дружба предполагает более интимные отношения, поскольку связи устанавливаются в результате выбора. Поэтому вполне объяснимо желание стремиться к более тесным взаимоотношениям, когда смерть не является ежедневной обыденностью.
Возможно, потому, что мы осознали, что смерть может прийти к нам каждую минуту, боль утраты от потери наших товарищей быстро забывалась. Она проходила за пару дней, ее вытесняло множество повседневных забот. К концу месяца о погибшем забывали, и хорошо, если не навсегда.
Солдат должен постоянно быть готовым к бою. Если гибель товарища вызывала тяжелое чувство, смерть вражеских солдат меня почти не трогала и стала привычной повседневностью. Они сражались против нас и убивали с той же, как и мы, бесстрастностью. В бою вопрос, кто выживет, решается предельно просто – либо мы, либо враг.
Все солдаты честно выполняли свой долг, но было одно различие между добровольцами и призывниками. Первые были бесшабашнее при выполнении приказа, вторые – более осторожными.
Мой энтузиазм был схож с настроем добровольцев, однако, в отличие от них, я никогда не рисковал жизнью на поле боя. Единственное, чего я боялся, – быть убитым или попасть в плен. В остальном я воспринимал все лишения и трудности повседневной жизни как неотъемлемую часть жизни солдат на войне.
В результате приобретенного военного опыта я уже мог оценить коэффициент потерь как постоянную величину – на каждого убитого приходилось четыре или пять раненых[23]
. В нашей роте были опытные врачи, которые оказывали первую помощь на поле боя. Затем раненого для дальнейшего лечения передавали полковым врачам. Если ранение или болезнь оказывались более серьезными, чем предполагалось вначале, солдат отправляли в дивизионный полевой госпиталь или на лечение в Германию.У нас было замечательное медицинское обслуживание и медикаменты, что позволяло около 50 процентов раненых вернуть в строй в течение недели. Болезни случались редко, хотя недомогания были обычны, например, такие, как диарея. Иногда в некоторых случаях требовалось особое лечение, которое было невозможно провести во фронтовых условиях, что заставляло врачей находить нетривиальные решения.
Когда у меня стали прорезаться зубы мудрости, из-за боли в деснах я не мог жевать. Решив помочь себе самостоятельно, я пошел к полковому врачу и попросил дать мне временно скальпель. Он поинтересовался, зачем он мне. Я не сказал, для чего он мне нужен, но врач все же дал мне его.
Я раздобыл небольшое зеркало, открыл рот и, разглядев припухшую десну, взрезал ее. Из-за отсутствия болеутоляющего я испытал адскую боль и едва не потерял сознание. Но проблема была успешно решена. На фронте солдат учится обходиться тем, что у него есть под рукой, и умело выпутываться из любой неприятной ситуации.
Путь 58-й пехотной дивизии к Ленинграду, 22 июня – 15 сентября 1941 г. (его обозначают стрелки; жирной линией показана граница максимального продвижения немецких войск в России в 1941 г.)
Глава 7. К воротам Ленинграда. Июль-сентябрь 1941 г.
Продолжая службу в чине ефрейтора во взводе связи 13-й роты, я стремился получить более ответственное задание, чем заниматься рутинными обязанностями – прокладывать линии связи и быть посыльным в случае необходимости. Как всегда, я хотел быть в гуще боя, даже если моя жизнь подвергалась большой опасности.
Когда командир роты предложил мне пойти на замену передового наблюдателя роты тяжелого вооружения, пошедшего на повышение, я с энтузиазмом согласился. В нашей роте эту должность занимали на временной основе, только когда появлялась необходимость в наблюдателе. Но потребность в нем стала ощущаться постоянно, и я, показав себя в деле с наилучшей стороны, бессменно пробыл наблюдателем в течение полугода.
Передовой наблюдатель был глазами для гаубиц нашей роты, расположенных в тылу в 800 метрах от линии фронта. 75-миллиметровые гаубицы 13-й роты имели максимальную дальность стрельбы 5150 метров, 150-миллиметровые – 4700 метров. Это значило, что мы могли выбирать цели для нашего огня, если только они находились впереди в 4 километрах от нас.
В роте было четыре гаубичные батареи, в каждой – по две гаубицы, каждая с орудийным расчетом в пять человек и большим количеством обслуживающего персонала. В трех батареях было шесть короткоствольных 75-миллиметровых гаубиц; в четвертой – две короткоствольные 150-миллиметровые гаубицы. Если передовой наблюдатель вызывал огонь всех гаубиц одновременно, их огневая мощь была равна мощи артиллерийской роты.